Барчестерские башни - Энтони Троллоп Страница 32

Мистер Хардинг вышел из дворца, далеко не чувствуя себя счастливым. Его должность и любимый дом вторично были у него отняты. Но с этим он мог смириться. Его поучал и оскорблял молодой человек, годившийся ему в сыновья. Но это он мог стерпеть. Причиненные ему обиды могли даже принести ему то утешение, которое, вероятно, получают мученик”, сознавая всю несправедливость своих страданий, и которое находится в прямой зависимости от жестокости, с какой этих мучеников пытают. Он признался дочери, что мечтает об уюте своего прежнего дома, и все же, будь дело только в этом, он вернулся бы в свою квартиру на Хай-стрит если не с торжеством, то с удовлетворением. Но яд, который источал капеллан, проник в его кровь и отравил его душевное спокойствие.

“Новые люди проводят реформы и выметают мусор прежних веков”. Какие жестокие слова — и как часто их теперь употребляют со слоуповской бессердечной жестокостью! Человек погиб, если будет объявлено, что в политике или религии он не принадлежит к какой-нибудь новейшей школе. Он может тогда считать себя мусором и ждать, что его вот-вот выметут. Нынче человек ничто, если он не сумел понять новую эру — эру, в которой, по-видимому, ни честность, ни истина никому не нужны, а единственным мерилом добродетели стал успех. Мы должны смеяться над всем, что давно установлено. Как ни плоха шутка, как ни Далека она от подлинного юмора, мы должны смеяться — или берегись тележки мусорщика! Мы должны говорить, думать и жить, как требует дух века, и писать, как он требует, раз уж не можем избавиться от этой скверной привычки. Иначе мы ничто. Новые люди и новые реформы, большой кредит и малая щепетильность, великий успех или грандиозный крах — таковы теперь вкусы англичан, умеющих жить. Увы! Мистеру Хардингу оставалось только признать, что он — англичанин, не умеющий жить. Эта новая доктрина мистера Слоупа и тележка мусорщика тяжко смутили его дух.

“Это происходит по всей стране!” “Теперь каждый, кто получает жалованье, должен работать!” Значит, он прожил жизнь, получая жалованье и не работая? Неужели он и вправду жил так, что теперь, на старости лет, в нем справедливо видят мусор, место которому только на свалке? Люди, единомышленником которых считал себя мистер Хардинг — Гвинны, Грантли, оксфордские богословы старой закалки,— не подвержены подобным сомнениям. Они обычно так же довольны мудростью и правильностью своего поведения, как все мистеры Слоупы и все епископы Прауди. К своему несчастью, мистер Хардинг не обладал этой самоупоенностью. Когда Слоупы называли его мусором, он задавал себе вопрос: а не справедливо ли такое наименование? Увы! Все улики обычно свидетельствовали против него.

Дожидаясь мистера Слоупа, он убеждал себя, что от печалей старости, от тяжких сожалений, которые на склоне лет становятся уделом всех созерцательных натур, он найдет утешение в религии. Да, вера могла утешить его в потере жизненных благ, но была ли его вера настолько деятельна, чтобы научить его, как, оплакивая напрасно прожитые годы, прожить оставшийся ему срок, уповая на будущее? А само раскаяние — разве это не муки, не слезы? Говорить о раскаянии легко, но, пока не придет искупление, человек идет по раскаленным лемехам, с него сдирают кожу, как со святого Варфоломея, его поражают стрелами, как святого Себастьяна, поджаривают на раскаленной решетке, как святого Лаврентия! Что, если его прошлая жизнь потребует такого раскаяния? Хватит ли у него сил?

Мистер Хардинг около часа расхаживал под тенистыми вязами собора, а потом направился к дому дочери. Он решил побывать в Пламстеде и посоветоваться с доктором Грантли, а также немедленно рассказать Элинор о том, что произошло.

И тут его ждало новое испытание. Мистер Слоуп опередил его, побывав у вдовы с визитом накануне. Он объяснил, что не мог отказать себе в удовольствии сообщить миссис Болд, что ее батюшка скоро вернется в чудный домик при Хайремской богадельне. Епископ поручил ему известить об этом мистера Хардинга. Епископ, разумеется, счастлив, что может послужить орудием возвращения мистера Хардинга на пост, украшением которого он так долго был. Затем мистер Слоуп осторожно заговорил о чудной маленькой школе, которая, как он надеялся, скоро будет открыта при богадельне. Он совсем заворожил миссис Болд описанием этого прекрасного, полезного и благочестивого придатка, и она даже сказала, что ее отец, конечно, одобрит такое нововведение, и выразила желание взять там один класс.

Тот, кто мог бы сравнить совершенно разный тон и манеру мистера Слоупа, когда он говорил об этой школе отцу и дочери, наверное, признал бы мистера Слоупа гением. Элинор он ни словом не заикнулся о богослужениях и проповедях в богадельне, об изгнании стариков из собора, о покраске и необходимых починках и о выметании мусора. И она сказала себе, что мистер Слоуп ей, конечно, не нравится, но что он деятельный и ревностный священник и, несомненно, будет полезен Барчестеру. И все это подготовило новые страдания для мистера Хардинга.

Услышав шаги отца на лестнице, Элинор улыбнулась самой радостной своей улыбкой, собираясь сразу же его поздравить; однако, едва его увидев, она поняла, что поздравления будут неуместны. Раза два в прошлом она видела это выражение безысходной печали на лице отца и хорошо его помнила. Она видела отца в ту минуту, когда он прочел в “Юпитере” роковую статью, из-за которой впоследствии ушел из богадельни, и видела его, когда архидьякон настоял, чтобы мистер Хардинг остался в богадельне вопреки его понятиям о достоинстве и чести. Она сразу поняла, что он в смятении.