Война и мир. Том 1-2 - Лев Толстой Страница 30

— Право, я пойду? — спросил Пьер, ласково чрезочки глядя на Анну Михайловну.

— Ah, mon ami, oubliez les torts qu`on a puavoir envers vous, pensez que c`est votre pere… peut-etre a l`agonie. — Онавздохнула. — Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi,Pierre. Je n`oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были противвас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчасполюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов. ]

Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнеепоказалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за АнноюМихайловной, уже отворявшею дверь.

Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углусидел старик-слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине,даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила уобгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) оздоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридорапервая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином,второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затвориладвери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в тукомнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с княземВасильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение иоткинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнуладверью, затворяя ее.

Жест этот был так не похож на всегдашнееспокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был такнесвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки,посмотрел на свою руководительницу.

Анна Михайловна не выразила удивления, онатолько слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого онаожидала.

— Soyez homme, mon ami, c`est moi quiveillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти завашими интересами. ] — сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла покоридору.

Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, чтозначило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы, ] но он понимал, что всёэто так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую кприемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые зналПьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ваннаи была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на нихвнимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную сдвумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весьрост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели,перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую АннуМихайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера,который, опустив голову, покорно следовал за нею.

На лице Анны Михайловны выразилось сознаниетого, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургскойдамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Оначувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий,то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, изаметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдругменьше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно принялаблагословение одного, потом другого духовного лица.

— Слава Богу, что успели, — сказала онадуховному лицу, — мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек — сынграфа, — прибавила она тише. — Ужасная минута!

Проговорив эти слова, она подошла к доктору.

— Cher docteur, — сказала она ему, — ce jeunehomme est le fils du comte… y a-t-il de l`espoir? [этот молодой человек — сынграфа… Есть ли надежда?]

Доктор молча, быстрым движением возвел кверхуглаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза,почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особеннопочтительно и нежно-грустно обратилась к Пьеру.

— Ayez confiance en Sa misericorde,[Доверьтесь Его милосердию, ] — сказала она ему, указав ему диванчик, чтобысесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели,и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.

Пьер, решившись во всем повиноваться своейруководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как толькоАнна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате,больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что всеперешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже сподобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали:неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своегоместа и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подалему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились,чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы нестеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и нестояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, онпочувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершитькакой-то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был приниматьот всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы,положив свои большие руки на симметрично-выставленные колени, в наивной позеегипетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и чтоему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, неследует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполнена волю тех, которые руководили им.

Не прошло и двух минут, как князь Василий, всвоем кафтане с тремя звездами, величественно, высоко неся голову, вошел вкомнату. Он казался похудевшим с утра; глаза его были больше обыкновенного,когда он оглянул комнату и увидал Пьера. Он подошел к нему, взял руку (чего онпрежде никогда не делал) и потянул ее книзу, как будто он хотел испытать,крепко ли она держится.

— Courage, courage, mon ami. Il a demande avous voir. C`est bien… [Не унывать, не унывать, мой друг. Он пожелал васвидеть. Это хорошо…] — и он хотел итти.

Но Пьер почел нужным спросить:

— Как здоровье…

Он замялся, не зная, прилично ли назватьумирающего графом; назвать же отцом ему было совестно.