Возлюби ближнего своего - Эрих Мария Ремарк Страница 3

– Простил? Что это еще значит? – Покачивая головой, офицер снова уставился на лежащего.

Машина остановилась перед пунктом скорой помощи.

– Внесите его туда! – приказал офицер. – Осторожно! А вы, Родэ, останьтесь с ним.

Полицейские подняли несчастного. Штайнер нагнулся:

– Мы найдем твоих детей. И поможем им, – сказал он. – Ты слышишь, старик?

Старик закрыл глаза и открыл их снова. Затем трое полицейских понесли его в дом. Его руки повисли и безжизненно волочились по мостовой, словно из них уже ушла жизнь. Через некоторое время двое полицейские вернулись и залезли в машину.

– Он еще что-нибудь говорил? – спросил офицер.

– Нет. Лицо у него совсем позеленело. Если поврежден позвоночник, он долго не протянет.

– Ну и что? Одним жидом будет меньше, – сказал полицейский, который бил Штайнера.

– Простить! – пробормотал офицер. – Странно! Смешной народ!

– Особенно в наше время, – сказал Штайнер.

Офицер выпрямился.

– Заткнитесь, вы, большевик! – закричал он. – Из вас-то мы выбьем вашу наглость.

Их привезли в полицейское управление на Элизабетпроменаде. Со Штайнера и Керна сняли наручники и отвели к другим арестованным, в большую полутемную комнату. Большинство из них сидели молча. Они привыкли ждать. Только полная блондинка, хозяйка гостиницы, продолжала кричать, не обращая ни на что внимания.

Около девяти часов арестованных стали вызывать одного за другим. Керна провели в комнату, где находились двое полицейских, писарь в штатском, офицер и пожилой обер-комиссар полиции. Обер-комиссар сидел в деревянном кресле и курил сигарету.

– Заполните анкету, – сказал он человеку за столом.

Писарь был тощий прыщавый человек, похожий на селедку.

– Имя? – бросил он неожиданно звучным голосом.

– Людвиг Керн.

– Время и место рождения?

– 30 ноября 1914 года, Дрезден.

– Значит, немецкий подданный?

– Нет. Подданства не имею. Лишен гражданства.

Обер-комиссар поднял голову.

– Это в двадцать один-то год? Что же вы натворили?

– Ничего. Мой отец был лишен гражданства. А так как я был еще несовершеннолетним, то лишили и меня.

– А по какой причине лишили вашего отца?

Керн минуту помолчал. Год эмиграции научил его в разговоре с властями взвешивать каждое слово.

– На него сделали ложный донос и обвинили в политической неблагонадежности, – наконец сказал он.

– Еврей? – спросил писарь.

– По отцу. По матери – нет.

– Так, так…

Обер-комиссар стряхнул сигаретный пепел на пол.

– Почему вы не остались в Германии?

– У нас отобрали паспорта и выслали. Если бы мы остались, нас бы посадили за решетку. Ну, а если уж тюрьма, то лучше сидеть в какой-нибудь другой стране, не в Германии.

Обер-комиссар сухо засмеялся.

– Понятно. Как же вы перешли границу без паспорта?

– На чешской границе достаточно было в то время иметь простую справку о прописке, если речь шла о небольшой группе людей. А она у нас еще была. С ней можно было остаться в Чехословакии в течение трех дней.

– А потом?

– Мы получили разрешение на три месяца. Потом мы должны были уехать.

– Сколько времени вы уже находитесь в Австрии?

– Три месяца.

– Почему вы не отметились в полиции?

– Меня тогда сразу бы выслали.

– Так, так. – Обер-комиссар похлопал ладонью по ручке кресла. – Откуда вам это так хорошо известно?

Керн не сказал, что когда он и его родители в первый раз перешли австрийскую границу, они сразу заявили об этом в полицию. Их вытолкнули через границу в тот же день. Когда они вернулись снова, они уже больше об этом не заявляли.

– А что, разве это не правда? – спросил он.

– Здесь не вы спрашиваете! Здесь вы обязаны только отвечать, – грубо сказал писарь.

– Где сейчас ваши родители? – спросил обер-комиссар.

– Мать – в Венгрии. Она получила там вид на жительство, так как она венгерка. Мой отец был арестован и выслан, когда меня не было в отеле. И я не знаю, где он находится.

– Кто вы по специальности?

– Я был студентом.

– На что вы жили?

– У меня есть немного денег.

– Сколько?

– С собой у меня двенадцать шиллингов. Остальные лежат у знакомых.

У Керна не было денег, кроме этих двенадцати шиллингов. Он заработал их торговлей мылом, духами и туалетной водой. Но если бы он сознался в этом, его бы наказали и за торговлю, которой он занимался, не имея на нее разрешения.

Обер-комиссар поднялся и зевнул.

– Ну, так… Больше нет никого?

– Внизу еще один, – ответил писарь.

– Наверное, та же картина. Много крику и мало толку. – Комиссар бросил косой взгляд на офицера. – Это все люди, которые нелегально въехали в страну. На коммунистических заговорщиков не похожи, правда? Кто донес?

– Кто-то, у кого такая же каморка. Только с клопами, – сказал писарь. – По всей вероятности, из зависти.

Обер-комиссар засмеялся. Затем он заметил, что Керн все еще находится в комнате.

– Уведите его вниз! Вы, конечно, знаете, что вас ожидает: четырнадцать суток ареста, а затем высылка. – Он зевнул еще раз. – Ну, я пойду, съем гуляш и выпью кружку пива.

Керна привели в клетушку, где кроме него сидели пять заключенных, в том числе и поляк. Через четверть часа привели и Штайнера. Он присел рядом с Керном.

– Первый раз под арестом, мальчик?

Керн кивнул.

– Ну и как? Чувствуешь себя убийцей, правда?

Керн скривил губы.

– Приблизительно. Но я как раз такой и представлял себе тюрьму.

– Это еще не тюрьма, – наставительно произнес Штайнер. – Это просто арест. Тюрьма придет позже.

– Ты уже был в ней?

– Да. Первый раз ты примешь это близко к сердцу. Потом – нет. Особенно зимой. Во всяком случае, будешь спокоен на время. Человек без паспорта – это все равно, что труп в отпуске. Остается один выход – покончить с собой.

– Ну, а с паспортом? Имея паспорт, ты все равно нигде за границей не получишь работу.

– Конечно, нет. Но у тебя будет право подыхать с голоду спокойно, а не в постоянной тревоге. А это уже что-то.

Керн уставился глазами в одну точку.