Провинциальная муза - Оноре де Бальзак Страница 3

Мадемуазель Дина Пьедефер, помещенная матерью в пансион девиц Шамароль, один из лучших пансионов Буржа, приобрела там известность как своим умом, так и своей красотой; однако над ней первенствовали знатные и богатые девушки, которые и впоследствии должны были играть в обществе гораздо более видную роль, чем какая-то мещаночка, мать которой ждала результатов ликвидации дел Пьедеферов. Быстро сумев обогнать своих подруг в школьных успехах, Дина пожелала также и в жизни быть с ними на равной ноге. И вот она задумала отречься от кальвинизма, надеясь, что кардинал будет покровительствовать своей новообращенной духовной дочери и займется ее будущим. Уже по этому поступку вполне можно судить о преимуществах мадемуазель Дины, которая в возрасте семнадцати лет переменила религию единственно из честолюбия. Архиепископ, проникнутый мыслью, что Дина Пьедефер должна стать украшением общества, попытался выдать ее замуж. Все семейства, куда обращался прелат, испугались барышни с осанкой принцессы, которая прослыла самой одаренной из числа юных особ, воспитанных у девиц Шамароль, и во время торжественных, несколько театральных церемоний раздачи наград играла всегда первую роль. Несомненно, тысяча экю ренты, какие могло приносить имение Ла-Отуа, не разделенное между матерью и дочерью, были пустяком по сравнению с теми расходами, в которые должны были вовлечь мужа личные достоинства такого одаренного создания.

Как только г-н Полидор де ла Бодрэ прослышал об этих подробностях, — а о них толковали во всех гостиных департамента Шер, — он явился в Бурж как раз в тот момент, когда г-жа Пьедефер, отъявленная ханжа, и ее дочь почти уже решились подцепить, как говорят в Берри, первого попавшегося молодца, лишь бы он был при шляпе. Если кардинал был очень счастлив встретиться с г-ном де ла Бодрэ, то еще более счастлив был г-н де ла Бодрэ заполучить жену из рук кардинала. Этот человечек потребовал, чтобы его преосвященство дал формальное обещание ходатайствовать о нем перед председателем совета о реализации векселей герцогов Наварренов и прочих и наложении ареста на получаемые ими суммы за конфискованные поместья. Мера эта показалась несколько смелой ловкому прислужнику павильона Марсан; он дал знать виноделу, что им займутся в надлежащее время и в надлежащем месте. Можно себе представить, какой шум поднялся среди сансерцев по поводу безрассудной женитьбы г-на де ла Бодрэ.

— Разумеется, — сказал председатель суда Буаруж, — наш карлик, как мне передавали, очень был задет, услыхав на гулянье, что красавец Мило, товарищ прокурора в Невере, показывая на башенки Ла-Бодрэ, говорил господину де Кланьи: «Все это достанется мне!» — «Но, — возразил наш прокурор, — ведь он может жениться и иметь детей». — «Это ему недоступно!» Можете себе представить, какую ненависть затаил заморыш де ла Бодрэ к великану де Мило.

В Невере существовала мещанская ветвь рода Мило, сильно нажившаяся на торговле скобяным товаром, вследствие чего представителю ее удалось сделать себе карьеру по судебному ведомству, где оказывал ему покровительство покойный Маршанжи.

Быть может, приличнее было бы теперь же устранить из этой истории, где мораль играет столь важную роль, все низменные материальные интересы, которым целиком был предан г-н де ла Бодрэ, рассказав вкратце о результатах его домогательств в Париже. Кроме того, это разъяснит кое-какие таинственные стороны современной истории и те скрытые затруднения, какие встречали министры на политической арене во время Реставрации. Министерские обещания были так малонадежны, что г-н ла Бодрэ нашел нужным отправиться в Париж в то самое время, как кардинал был призван туда на сессию палаты депутатов.

Вот каким образом выпутался из положения герцог Наваррен, первый из должников, подвергшийся угрозе со стороны г-на де ла Бодрэ. Однажды утром наш сансерец увидел, что к «Отелю Майнц», где он остановился, на улице Сент-Оноре, возле Вандомской площади, подъехал министерский поверенный, большой дока по делам ликвидации. Этот элегантный господин, вышедший из элегантного кабриолета и одетый как нельзя более элегантно, должен был подняться в номер 37, то есть на третий этаж, в комнатку, где застал нашего провинциала в то время, как тот варил себе на печурке кофе.

— Не с господином ли Мило де ла Бодрэ имею честь…

— Да, — ответил человечек, запахивая халат.

Оглядев в лорнет этот халат — плод нечестивого союза древнего узорчатого плаща г-жи Пьедефер и платья покойной г-жи де ла Бодрэ, — посредник нашел, что человек, халат и глиняная печурка, где в жестяной кастрюльке кипело молоко, достаточно красноречивы и что все тонкости тут излишни.

— Держу пари, сударь, — начал он развязно, — что вы обедаете за сорок су у Юрбена, в Пале-Рояле.

— Почему же?..

— О! Мне помнится, я вас там видел, — не сморгнув глазом, ответил парижанин. — Все кредиторы владетельных особ там обедают. Вы ведь знаете, что с первейших вельмож насилу получишь десять процентов долгу… Я не дал бы и пяти за векселя покойного герцога Орлеанского… и даже… (он понизил голос) его высочества…

— Вы пришли купить мои документы? — спросил винодел, воображая себя проницательным.

— Купить?.. — усмехнулся посредник. — За кого вы меня принимаете?.. Я господин де Люпо, чиновник по принятию прошений, первый секретарь министерства, и я пришел предложить вам полюбовную сделку.

— Какую?

— Вам, сударь, небезызвестна точка зрения вашего должника…

— Моих должников…

— Пусть должников, сударь, но вы знакомы также и с положением их дел: они в большой милости у короля, денег же у них нет, а расходы по представительству громадные… Вам небезызвестны также затруднения политические: нужно восстановить аристократию перед лицом грозного третьего сословия. Мысль короля, которую Франция не умеет ценить, заключается в том, чтобы создать из палаты пэров национальное учреждение, подобное английскому. Для осуществления этой великой мысли нужны годы и миллионы… Положение обязывает, и герцог Наваррен, который является, как вам известно, первым камергером двора его величества, не отрицает своего долга, но он не может… (Будьте рассудительны! Учтите политическую сторону! Мы едва выбираемся из пропасти революций! Ведь вы тоже принадлежите к аристократии!) Итак, он не может уплатить вам…

— Милостивый государь…

— Не спешите, — сказал де Люпо, — послушайте… Он не может уплатить вам деньгами. Что ж, как умный человек, примите уплату в виде милостей… королевских или министерских.

— Как! Мой отец в тысяча семьсот девяносто третьем году дал сто тысяч…

— Дорогой мой, не отвечайте упреком! Послушайте, вот вам задача из политической арифметики: должность податного инспектора в Сансере свободна; г-н Гравье, бывший главный казначей армии, имеет на нее право, но не имеет шансов; у вас есть шансы, но нет никакого права; вы получите эту должность. Прослужив три месяца, вы подаете в отставку, и господин Гравье вручает вам двадцать тысяч франков. Мало того, вас представляют к королевскому ордену Почетного легиона.

— Это уже кое-что, — промолвил винодел, прельщенный гораздо более суммой, нежели орденской лентой.