Бэзил Хоу. Наши перспективы - Гилберт Кийт Честертон Страница 29

Лилит – Адамова жена.

(Эдемский сад в цвету.)

В чьих жилах кровь, увы, текла

Не человечья, хоть была

Всех краше жен земных она.

(Чудесный край в цвету!)

– Нет, я не думаю, что это про нас, – сказала Гертруда. Казалось, она принимает его слова совершенно серьезно.

– Все-таки есть надежда, – ответил Хоу, – что мы не кончим так же, как они. Но вы помните это стихотворение, а потому извините меня. Я, знаете ли, всегда считал, что эти россеттиевские рефрены и восклицания в действительности передают экспрессивные замечания миссис Россетти в адрес старины Данте с его поэтическими безделицами. “О Троя, град!” и “О Мария, матерь” – что это как не увещевания отложить перо и идти пить чай, пока он не остыл. Я думаю издать книгу с изложением моей критической теории.

Но Гертруда, казалось, не слышала его. Она проговорила, словно во сне:

– Я все думаю о том, что это Эдемский сад. Адам и Ева в раю. Почему же мне кажется, что это они Адам и Ева, а я, мы с вами совсем не такие?

– Возможно, вы уже пробовали яблоки, – сухо сказал Хоу.

– Яблоки? – переспросила Гертруда, знавшая Писание не так хорошо, как он. – Ну да, конечно, там же было дерево. Не помню точно какое.

– Древо познания добра и зла, – напомнил Хоу.

Спустя несколько недель после этого памятного утра Валентин навестил Хоу в необычном для него жизнерадостном состоянии и объявил, что собирается жениться, на что Хоу отреагировал с подобающим случаю удивлением. Валентин спросил, согласится ли он быть его шафером.

– Только если их у тебя не слишком много, – загадочно сказал он. – Но могу ли я полюбопытствовать, хотя это и не имеет прямого отношения к делу, не знаешь ли ты случайно, на ком именно собираешься жениться?

– На старшей из сестер Грэй, – ответил тот.

Хоу протянул ему руку:

– Мои самые искренние поздравления. Постарайся только, чтобы это было в последний раз. – И ретировался.

Свадьба Валентина Амьена, литератора, и Кэтрин Грэй была замечена в свете, ибо Валентин считался восходящей звездой поэтического небосклона и несколько высоколобых литературных групп благоволили ему. Немало жеманных хорошо одетых личностей в пенсне и с весом в обществе явились продемонстрировать благожелательное внимание к его бракосочетанию и молодой жене, которая приятно удивила их, ибо женщины вроде Кэтрин хорошо переносят сколь угодно яркий свет и сколь угодно возвышенную атмосферу.

Интеллектуалки диковатого вида в платьях самых зверских расцветок полунасмешливо умоляли Валентина показать им все его любовные стихи, и будь это требование исполнено, для транспортировки пришлось бы нанимать несколько повозок. Речь шафера (мистера Бэзила Хоу, известного присутствующим в качестве блестящего помощника знаменитого редактора) сочли безусловной кульминацией свадебного действа, причем поименованный джентльмен ухитрялся обезвреживать, ловко вовлекая в светскую беседу, всех излишне ретивых ораторов, когда того требовала программа вечера. Гости разъезжались в восторге от Валентина, Кэтрин и свадьбы (ибо свет вовсе не циничен, как принято считать, а, напротив, невероятно сентиментален), вполне одобрив этот пример подлинной “душевной склонности”, снабженной всеми необходимыми и освященными временем элементами любовной истории. Так прошло бракосочетание мисс Кэтрин Грэй, благосклонно принятое обществом, и на этом рассказ о нем вполне можно завершить. Таким людям, как она, можно уверенно предсказать мирную и почтенную жизнь.

Маргарет также вскоре вышла замуж. Это не было любовной историей в обычном смысле слова, ибо в ее натуре не было места романтическим наклонностям. Она честно и искренне увлеклась молодым джентльменом из провинции, добрым и жизнерадостным человеком, и через некоторое время вышла за него из столь свойственного ей человеколюбия. Она была вознаграждена раболепной и не ослабевающей с годами преданностью, над которой посмеивалась, но в которой находила мирное и спокойное счастье.