Князь Серебряный - Алексей Константинович Толстой Страница 28

И моря пенистые воды,

Земля, и солнце, и луна,

И всех созвездий хороводы,

И синей тверди глубина —

То всё одно лишь отраженье,

Лишь тень таинственных красот,

Которых вечное виденье

В душе избранника живет!

О, верь, ничем тот не подкупен,

Кому сей чудный мир доступен,

Кому Господь дозволил взгляд

В то сокровенное горнило,

Где первообразы кипят,

Трепещут творческие силы!

То их торжественный прилив

Звучит певцу в его глаголе —

О, отпусти меня, калиф,

Дозволь дышать и петь на воле!»

И рек калиф: «В твоей груди

Не властен я сдержать желанье,

Певец, свободен ты, иди,

Куда влечет тебя призванье!»

И вот правителя дворцы

Добычей сделались забвенья;

Оделись пестрые зубцы

Травой и прахом запустенья;

Его несчетная казна

Давно уж нищим раздана,

Усердных слуг не видно боле,

Рабы отпущены на волю,

И не укажет ни один,

Куда их скрылся господин.

В хоромах стены и картины

Давно затканы паутиной,

И мхом фонтаны заросли;

Плющи, ползущие по хорам,

От самых сводов до земли

Зеленым падают узором,

И мак спокойно полевой

Растет кругом на звонких плитах,

И ветер, шелестя травой,

В чертогах ходит позабытых.

2

Благословляю вас, леса,

Долины, нивы, горы, воды!

Благословляю я свободу

И голубые небеса!

И посох мой благословляю,

И эту бедную суму,

И степь от края и до краю,

И солнца свет, и ночи тьму,

И одинокую тропинку,

По коей, нищий, я иду,

И в поле каждую былинку,

И в небе каждую звезду!

О, если б мог всю жизнь смешать я,

Всю душу вместе с вами слить!

О, если б мог в свои объятья

Я вас, враги, друзья и братья,

И всю природу заключить!

Как горней бури приближенье,

Как натиск пенящихся вод,

Теперь в груди моей растет

Святая сила вдохновенья.

Уж на устах дрожит хвала

Всему, что благо и достойно, —

Какие ж мне воспеть дела?

Какие битвы или войны?

Где я для дара моего

Найду высокую задачу?

Чье передам я торжество

Иль чье падение оплачу?

Блажен, кто рядом славных дел

Свой век украсил быстротечный;

Блажен, кто жизнию умел

Хоть раз коснуться правды вечной,

Блажен, кто истину искал,

И тот, кто, побежденный, пал

В толпе ничтожной и холодной,

Как жертва мысли благородной!

Но не для них моя хвала,

Не им восторга излиянья!

Мечта для песен избрала

Не их высокие деянья!

И не в венце сияет он,

К кому душа моя стремится;

Не блеском славы окружен,

Не на звенящей колеснице

Стоит он, гордый сын побед;

Не в торжестве величья – нет, —

Я зрю его передо мною

С толпою бедных рыбаков;

Он тихо, мирною стезею,

Идет меж зреющих хлебов;

Благих речей своих отраду

В сердца простые он лиет,

Он правды алчущее стадо

К ее источнику ведет.

Зачем не в то рожден я время,

Когда меж нами, во плоти,

Неся мучительное бремя,

Он шел на жизненном пути!

Зачем я не могу нести,

О мой Господь, твои оковы,

Твоим страданием страдать,

И крест на плечи твой приять,

И на главу венец терновый!

О, если б мог я лобызать

Лишь край святой твоей одежды,

Лишь пыльный след твоих шагов,

О мой Господь, моя надежда,

Моя и сила и покров!

Тебе хочу я все мышленья,

Тебе всех песней благодать,

И думы дня, и ночи бденья,

И сердца каждое биенье,

И душу всю мою отдать!

Не отверзайтесь для другого

Отныне, вещие уста!

Греми лишь именем Христа,

Мое восторженное слово!

3

Часы бегут. Ночная тень

Не раз сменяла зной палящий,

Не раз, всходя, лазурный день

Свивал покров с природы спящей;

И перед странником вдали

И волновались и росли

Разнообразные картины:

Белели снежные вершины

Над лесом кедровым густым,

Иордан сверкал в степном просторе,

И Мертвое чернело море,

Сливаясь с небом голубым.

И вот, виясь в степи широкой,

Чертой изогнутой легло

Пред ним Кедронского потока

Давно безводное русло.

Смеркалось. Пар струился синий,

Кругом царила тишина;

Мерцали звезды над пустыней,

Всходила медленно луна.

Брегов сожженные стремнины

На дно сбегают крутизной,

Спирая узкую долину

Двойной отвесною стеной.

Внизу кресты, символы веры,

Стоят в обрывах здесь и там,

И видны странника очам

В утесах рытые пещеры.

Сюда со всех концов земли