Страсти ума - Ирвинг Стоун Страница 26

Его комната на втором этаже была вдвое больше, чем его кабинет. Стены сверкали белизной, и в дальнем конце находилось окно в виде арки, занимавшее две трети стены. Комнату заливал солнечный свет, а выскобленный пол и коврики у входа создавали ощущение теплоты.

– Как приятно! – воскликнула Марта. – О, Зиги, ты будешь здесь счастлив

– Мне следует таковым быть. Эта комната станет моим врачебным кабинетом, спальней, столовой на следующие несколько лет.

Она осмотрела комнату. В центре правой стены за врезными дверями стоял умывальник с кувшином и фарфоровым тазом на мраморной доске. Над тазом висело зеркало с крючками по обе стороны для полотенец и вешалкой для халата. Рядом с умывальником располагалась топка с запасом дров и каменного угля.

– Не лучше ли передвинуть кровать в дальний угол комнаты, к окну? – спросила она. – Если повесить коврик на стене над кроватью, то станет веселее. Затем если поставить этот круглый столик посреди комнаты, то, даже если держать на нем фрукты и орехи, останется достаточно места для книг и журналов. Твоя мать прислала белую скатерть, а я купила цветы. Позже ты, видимо, захочешь, чтобы твой рабочий стол стоял напротив окна. Так будет больше света и уединения, тем более что дверь комнаты должна быть все время открыта. Тогда ты сможешь передвинуть вон те книжные полки к стене около письменного стола.

– Давай расставим так, как ты предлагаешь, сейчас, – сказал он с воодушевлением.

Вдвоем они произвели перестановку, расставили медицинские книги по полкам, затем развязали узел, который она принесла с собой: пять подушечек для его холостяцкой кровати. Она уложила их у стены, предварительно взбив. Он стоял спиной к окну, любуясь ее действиями.

– Я попрошу твою маму прислать тебе более красочное покрывало на кровать. – Она отошла назад, чтобы лучше обозреть. – Над письменным столом мы повесим портреты Гёте и Александра Великого из твоего домашнего кабинета, а сейчас я пристрою мой портрет в центре. Готово! Теперь выглядит словно твоя собственная комната.

Он нежно обнял ее.

– Из тебя получится хорошая хозяйка, – сказал он.

– Я уже хорошая хозяйка. Беда в том, что нет дома, за которым я могла бы следить.

Пришел официант из соседнего кафе и принес кофе, молоко и поднос с печеньем. Затем появились молодые врачи: Натан Вейс – второй врач первого класса из четвертого отделения, специализировавшийся по нервным болезням, будущее светило Вены в области неврологии и, по общему признанию, неисправимый однолюб; Александр Голлендер – ассистент профессора Мейнерта и всеобщий любимец больницы; окулист Иосиф Поллак, работавший у профессора Шольца; Карл Коллер – молодой врач–окулист и давнишний друг; Иосиф Панет – друг Зигмунда по лаборатории физиологии профессора Брюкке. Они были приглашены, чтобы познакомиться с Мартой.

Марта разлила кофе и молоко. Зигмунд не отрывал от нее глаз. Он погрузился в свою обычную фантазию: они поженились, это их чудесный дом, пришли друзья на обед и для непринужденной беседы…

– Фрейлейн Бернейс, вы не беспокойтесь относительно доктора Фрейда, – поддразнивал Вейс. – Мы осмотрим всех пациентов и доверим ему самых некрасивых.

– И позаботимся, чтобы только старухи убирали его комнату, – добавил Голлендер.

Марта покраснела.

– Господа, вы очень добры.

Были налиты вторые чашки кофе, а печенье все съедено. Товарищи Зигмунда попрощались. Пробило девять, наступило время уйти и Марте. Расставание было трудным.

– Сядь, пожалуйста, в это кресло, Марти. Да, так. Когда я буду входить в комнату, то буду видеть тебя здесь.

Он встал перед ней на колени и прошептал:

– Влюбленный поэт говорит: «Мы созданы из плоти, но должны быть железными».

Слезы заблестели в ее глазах. Зигмунд крепко обнял ее. Ему нравился строгий распорядок больницы: подъем в шесть, спуск в подвал, где его ждал горячий душ или ванна, возвращение в комнату, куда истопница приносила ему горячую воду для бритья, после этого облачение в белый халат для обхода палаты. Во время обхода – выяснение, что произошло за ночь. Снова возвращение в комнату для завтрака, состоящего из булочек, масла, мармелада и молочно–кофейного напитка, где много ячменя и цикория и совсем мало настоящего кофе. После этого визит в смотровой кабинет, куда направляют вновь прибывших пациентов из центрального приемного покоя, и составление историй их болезни. В полдень он возвращался домой. Обед доставляли из соседнего ресторана каждому врачу в его комнату. Все, что было не съедено за обедом, оставалось на ужин. Жалованье равнялось тридцати гульденам в месяц (двадцать долларов). Питание обходилось в сорок пять центов в день, или в тринадцать долларов в месяц. Но теперь, когда он работал в больнице, к нему направляли студентов, которых он обучал, и это приносило три гульдена в час. В качестве второго врача, пусть даже второго класса, в свободные от прямых обязанностей часы он имел возможность заниматься частной практикой, даже посещать пациентов при условии, что в это время его заменит другой врач. У Зигмунда не было частных пациентов, но доктор Йозеф Брейер обещал направить к нему некоторых из своих давнишних клиентов.

Новая работа внесла много изменений в его жизнь. У Бильрота и Нотнагеля он был аспирантом, у Мейнерта стал врачом, загруженным все семь – десять часов рабочего времени, впрочем, и их, по его мнению, едва хватало. Ассистенты Мейнерта преподавали и читали лекции, остальная часть их времени уходила на исследования в лаборатории. Вторым врачам не разрешалось работать в лабораториях, но Мейнерт не особенно придерживался правил. К концу второй недели Зигмунд уже проводил полных два часа ежедневно в лаборатории и каждый вечер после семи часов, когда больные ложились спать, работал при свете лампы, освещавшей ряды банок, содержавших образцы головного мозга в растворе формальдегида.

Он довольно быстро вошел в свою роль, успешно снижая напряжение у эмоционально неуравновешенных и душевнобольных, все разновидности которых были представлены в мужских и женских палатах, пропускавших в год от четырнадцати до шестнадцати сотен пациентов. Профессор Мейнерт представил второму врачу Фрейду свое психиатрическое отделение как «единственный государственный приют для умалишенных в Австрии». Но это не соответствовало истине. Большой приют находился на Лазаретгассе, где некогда работал Мейнерт. Отделение же Мейнерта было не приютом в строгом смысле слова, ведь в приюте пациенты находились до самой их кончины, а диагностическим и учебным центром, отсюда пациентов отправляли либо домой, либо в больницу. Некоторые из них препровождались в приют для умалишенных Нижней Австрии, находившийся на расстоянии двух кварталов, на Шпитальгассе, на живописном холме, Поросшем деревьями и украшенном цветочными клумбами.

Все, что Зигмунд знал о психических болезнях, он получил от Мейнерта, когда тот давал разъяснения в палате у каждой койки, классифицируя больных по характеру расстройств, связывая их с семейным фоном, чтобы показать, от кого из предков больной унаследовал заболевание, разбирая неясные случаи на примерах повторяющихся приступов для постановки диагноза.