Счастливчики - Хулио Кортасар Страница 24

XIX

Поздно вечером, после бурных хлопот, Атилио Пресутти все-таки совершил переселение: при недоброжелательном участии почти немого стюарда он вытащил из своей каюты одну койку и перенес ее в соседнюю каюту, где помещались мать Нелли и сама Нелли. Поместить койку в каюту оказалось непросто, каюта была тесной и неудобной, и донья Росита все повторяла, что лучше уж оставить все как есть и она будет спать в каюте с сыном, но Мохнатый поразмыслил и сказал, что, мол, все-таки три женщины в одной комнате — это совсем не то, что мать вместе со взрослым сыном, потому что в каюте нет ширмы и никакой загородки. В конце концов койку впихнули между входной дверью и дверью в ванную комнату, и Мохнатый снова появился в каюте, на этот раз с ящиком персиков, который ему на прощание преподнес Русито. Есть хотели все, но никто не решился позвонить и спросить, будет ли ужин; просто поели персиков, а мать Нелли вынула еще бутылку вишневой наливки и шоколадку. А потом Мохнатый ушел в свою каюту и заснул как убитый.

Проснулся он в семь, в каюту светило подернутое легким туманом солнце. Сидя на постели, он почесался сквозь майку и при свете дня еще раз подивился размерам и роскошному убранству каюты. «Вот повезло-то, что старуха — женщина и придется ей спать вместе с женщинами», — подумал он с удовольствием, прикинув, какую независимость и какой вес придает ему обладание отдельной каютой. Четвертый номер, каюта сеньора Атилио Пресутти. Не подняться ли посмотреть, что там делается? Пароход, похоже, стоит на месте, наверное, уже прибыли в Монтевидео. Бог ты мой, а ванная-то какая, какой стульчак, мамочка родная. И туалетная бумага розового цвета, вообще отпад. Сегодня или завтра обязательно приму душ, небось, потрясный. А раковина-то, раковина-то, что твой бассейн в «Спортиво барракас», вот уж можно помыть загривок и не облиться, а водичка тепленькая, тепленькая…

Мохнатый бодро намылил лицо и уши, стараясь не намочить майку. Потом надел новую полосатую пижаму, спортивные тапочки и, прежде чем выйти из каюты, еще раз поправил прическу; в спешке он забыл почистить зубы, а ведь донья Росита специально купила ему новую щетку.

Он прошел мимо кают, расположенных по правому борту. Старые калоши все еще храпели, наверняка, он первым явится на носовую палубу. Но первым оказался плывший вместе с матерью парнишка, который окинул Мохнатого дружелюбным взглядом.

— Доброе утро, — сказал Хорхе. — Видите, я всех опередил.

— Привет, малец, — снизошел до него Мохнатый. Он подошел к борту и уперся в него обеими руками. — Вот-те на! — сказал он. — Мы все еще торчим против Килмеса!

— Это и есть Килмес, вот эти цистерны и железяки? — спросил Хорхе. — Здесь варят пиво?

— Вот-те на! — повторял Мохнатый. — А я-то думал, мы уже в Монтевидео и что, глядишь, можно сойти на берег и все такое прочее…

— Килмес, кажется, совсем рядом с Буэнос-Айресом, не так ли?

— Ясное дело, доехать сюда можно в два счета! Вот, наверное, вся компашка Японца смотрит на меня с берега и потешается, они ведь все тутошние… Да что же это за путешествие такое, можешь ты мне сказать?

Хорхе следил за ним цепким взглядом.

— Мы уже час стоим на якоре, — сказал он. — Я вышел в шесть, не спалось. И знаете, тут все время пусто. Прошли два матроса, спешили куда-то по своим матросским делам, я с ними заговорил, но мне кажется, они не поняли. Наверняка, это липиды.

— Кто?

— Липиды. Такие очень странные типы, они никогда не разговаривают. Если только это не протиды, их легко спутать.

Мохнатый смотрел на Хорхе искоса. И уже собирался задать вопрос, но тут на трапе показались Нелли с матерью, обе в замысловатых брючках и сандалиях, в солнечных очках, а на головах — косынки.

— Ой, Атилио, какой дивный пароход! — сказала Нелли. — Все так и сверкает, приятно смотреть, а воздух, какой воздух!

— Какой воздух! — сказала донья Пепа. — А вы — ранняя пташка, Атилио.

Атилио подошел к Нелли, и она подставила ему щеку, на которой он запечатлел поцелуй. И тут же вытянул руку, указывая на берег.

— Эти места мне знакомы, — сказала мать Нелли.

— Бериссо! — воскликнула Нелли.

— Килмес, — мрачно сказал Мохнатый. — Скажите на милость, какое же это морское путешествие?

— А я думала, мы уже вышли в море, потому и нет качки, — сказала мать Нелли. — А может, у них там что-нибудь сломалось и нужно починить.

— А может, подошли сюда заправиться нефтью, — сказала Нелли.

— Эти суда ходят на солярке, — сказал Хорхе.

— Ну, пусть на солярке, — сказала Нелли. — А почему мальчик тут один? Твоя мамочка внизу, дорогой?

— Да, — сказал Хорхе, глядя мимо нее. — Считает пауков.

— Что считает, деточка?

— Наших пауков. У нас коллекция пауков, и мы берем ее с собой во все поездки. Вчера вечером пять штук убежали, но, кажется, трех мама уже поймала.

И у матери Нелли, и у Нелли отвалилась челюсть. Хорхе увернулся от дружеской, но увесистой ладони Мохнатого, желавшего отвесить ему шлепок.

— Не понимаете разве: малец вас разыгрывает? — сказал Мохнатый. — Пошли наверх, может, молока дадут, а то у меня живот подвело, просто помираю.

— Кажется, на таких пароходах завтраки подают очень обильные, — с недовольным видом сказала мать Нелли. — Я читала, что дают даже апельсиновый сок. Помнишь, доченька, кинокартину? Там еще такая девушка… а отец ее работает в газете, что ли, и не разрешает ей гулять с Гарри Купером.

— Да нет, мама, это не та.

— Да нет, та, та, разве не помнишь, цветная картина, а девушка поет ночью болеро на английском языке… Да, правильно, Гарри Купера там не было. А дело происходит в поезде, ты же помнишь.

— Нет, мама, все не так, — не соглашалась Нелли. — Вечно ты все путаешь.

— Там подавали фруктовый сок, — настаивала донья Пепа.

Нелли взяла под руку жениха, и они направились наверх, в бар, а по дороге она спросила тихонько, как она ему нравится в брючках, на что Атилио ответил глухим рыком и до боли сжал ее руку.

— Подумать только, — сказал ей Мохнатый на ухо, — ты бы уже могла стать моей женой, если б не твой папаша.

— Ой, Атилио, — сказала Нелли.

— Взяли бы одну каюту на двоих, и дело с концом.

— Думаешь, я ночами не маюсь? Я хочу сказать, что мы могли бы уже пожениться.