Двойник - Федор Достоевский Страница 24

«Но не стал бы я, милостивый государь мой, утомлять васписьмом моим, если бы не был твердо уверен, что благородство сердечных чувств иоткрытий, прямодушный характер ваш укажут вам самому средства поправить всеупущения и восстановить все по-прежнему.

В полной надежде я смею оставаться уверенным, что вы непримете письма моего в обидную для вас сторону, а вместе с тем и не откажетесьобъясниться нарочито по этому случаю письменно, через посредство моегочеловека.

В ожидании, честь имею пребыть, милостивый государь,покорнейшим вашим слугою

Я. Голядкиным».

— Ну, вот и все хорошо. Дело сделано; дошло и дописьменного. Но кто ж виноват? Он сам виноват: сам доводит человека донеобходимости требовать письменных документов. А я в своем праве…

Перечитав последний раз письмо, господин Голядкин сложилего, запечатал и позвал Петрушку. Петрушка явился, по обыкновению своему, сзаспанными глазами и на что-то крайне сердитый.

— Ты, братец, вот, возьмешь это письмо… понимаешь?

Петрушка молчал.

— Возьмешь его и отнесешь в департамент; там отыщешьдежурного, губернского секретаря Вахрамеева. Вахрамеев сегодня дежурный.Понимаешь ты это?

— Понимаю.

— Понимаю! Не можешь сказать: понимаю-с. Спросишь чиновникаВахрамеева и скажешь ему, что дескать, вот так и так, дескать, барин приказалвам кланяться и покорнейше попросить вас справиться в адресной нашего ведомствакниге — где, дескать, живет титулярный советник Голядкин?

Петрушка промолчал и, как показалось господину Голядкину,улыбнулся.

— Ну, так вот ты, Петр, спросишь у них адрес и узнаешь, где,дескать, живет новопоступивший чиновник Голядкин?

— Слушаю.

— Спросишь адрес и отнесешь по этому адресу это письмо;понимаешь?

— Понимаю.

— Если там… вот куда ты письмо отнесешь, — тот господин,кому письмо это дашь, Голядкин-то… Чего смеешься, болван?

— Да чего не смеяться-то? Что мне! Я ничего-с. Нечего нашемубрату смеяться…

— Ну, так вот… если тот господин будет спрашивать, дескать,как же твой барин, как же он там; что, дескать, он, того… ну, там, что-нибудьбудет выспрашивать, — так ты молчи и отвечай, дескать, барин мой ничего, апросят дескать, ответа от вас своеручного. Понимаешь?

— Понимаю-с.

— Ну, так вот, дескать, барин мой, дескать, говори, ничего,дескать, и здоров, и в гости, дескать, сейчас собирается; а от вас, дескать,они ответа просят письменного. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ну, ступай.

«Ведь вот еще с этим болваном работа! смеется себе, да икончено. Чему ж он смеется? Дожил я до беды, дожил я вот таким-то образом добеды! Впрочем, может быть, оно обратится все к лучшему… Этот мошенник, верно,часа два будет таскаться теперь, пропадет еще где-нибудь. Послать нельзяникуда. Эка беда ведь какая!.. эка ведь беда одолела какая!..»

Чувствуя, таким образом, вполне беду свою, герой наш решилсяна пассивную двухчасовую роль в ожидании Петрушки. С час времени ходил он покомнате, курил, потом бросил трубку и сел за какую-то книжку, потом прилег надиван, потом опять взялся за трубку, потом опять начал бегать по комнате. Хотелбыло он рассуждать, но рассуждать не мог решительно ни о чем. Наконец агонияпассивного состояния его возросла до последнего градуса, и господин Голядкинрешился принять одну меру. «Петрушка придет еще через час, — думал он, — можноключ отдать дворнику, а сам я покамест и того… исследую дело, по своей частиисследую дело». Не теряя времени и спеша исследовать дело, господин Голядкинвзял свою шляпу, вышел из комнаты, запер квартиру, зашел к дворнику, вручил емуключ вместе с гривенником, — господин Голядкин стал как-то необыкновенно щедр,— и пустился, куда следовало. Господин Голядкин пустился пешком, сперва кИзмайловскому мосту. В ходьбе прошло с полчаса. Дойдя до цели своегопутешествия, он вошел прямо во двор своего знакомого дома и взглянул на окнаквартиры статского советника Берендеева. Кроме трех завешенных краснымигардинами окон, остальные все были темны. «У Олсуфья Ивановича сегодня, верно,нет гостей, — подумал господин Голядкин, — они, верно, все одни теперь домасидят». Постояв несколько времени на дворе, герой наш хотел было уже на что-торешиться. Но решению не суждено было состояться, повидимому. Господин Голядкинотдумал, махнул рукой и воротился на улицу. «Нет, не сюда мне нужно было идти.Что же я буду здесь делать?.. А вот я лучше теперь, того… и собственноличноисследую дело». Приняв такое решение, господин Голядкин пустился в свойдепартамент. Путь был не близок, вдобавок была страшная грязь и мокрый снегвалил самыми густыми хлопьями. Но для героя нашего в настоящее времязатруднений кажется, не было. Измок-то он измок, правда, да и загрязнилсянемало, «да уж так, заодно, зато цель достигнута». И действительно, господинГолядкин уже подходил к своей цели. Темная масса огромного казенного строенияуже зачернела вдали перед ним. «Стой! — подумал он, — куда ж я иду и что я будуздесь делать? Положим, узнаю, где он живет; а между тем Петрушка уже, верно,вернулся и ответ мне принес. Время-то я мое дорогое только даром теряю,время-то я мое только так потерял. Ну, ничего; еще все это можно исправить.Однако, и в самом деле, не зайти ль к Вахрамееву? Ну, да нет! я уж после… Эк!выходить-то было вовсе не нужно. Да нет, уж характер такой! Сноровка такая, чтонужда ли, нет ли, вечно норовлю как-нибудь вперед забежать… Гм… который-то час?уж верно, есть девять. Петрушка может прийти и не найдет меня дома. Сделал ячистую глупость, что вышел… Эх, право, комиссия!»

Искренно сознавшись таким образом, что сделал чистуюглупость, герой наш побежал обратно к себе в Шестилавочную. Добежал он усталый,измученный. Еще от дворника узнал он, что Петрушка и не думал являться. «Ну,так! уж я предчувствовал это, — подумал герой наш, — а между тем уже девятьчасов. Эк ведь негодяй он какой! Уж вечно где-нибудь пьянствует! Господи богмой! экой ведь денек выдался на долю мою горемычную!» Таким-то образомразмышляя и сетуя, господин Голядкин отпер квартиру свою, достал огня, разделсясовсем, выкурил трубку и, истощенный, усталый, разбитый, голодный, прилег надиван в ожидании Петрушки. Свеча нагорала тускло, свет трепетал на стенах…Господин Голядкин глядел-глядел, думал-думал, да и заснул наконец как убитый.

Проснулся он уже поздно. Свеча совсем почти догорела,дымилась и готова была тотчас совершенно потухнуть. Господин Голядкин вскочил,встрепенулся и вспомнил все, решительно все. За перегородкой раздавался густойхрап Петрушки. Господин Голядкин бросился к окну — нигде ни огонька. Отворилфорточку — тихо; город словно вымер, спит. Стало быть, часа два или три; так иесть: часы за перегородкой понатужились и пробили два. Господин Голядкинбросился за перегородку.