Екатерина Воронина - Анатолий Рыбаков Страница 22

В шумной толпе выпускников Катя стояла в вестибюле пароходства возле отдела кадров. Их по очереди вызывали и вручали путевки с назначением на работу. Молодые люди были весело взбудоражены: сегодня они расстаются навсегда. Они обступали каждого, кто выходил из отдела кадров, горланили, обсуждая направления. Направляли их не только в волжские порты, но и на другие реки: Обь, Енисей, Амур, Лену, Днепр, Днестр, Буг… Названия далеких рек и городов, куда им предстояло разъехаться, еще больше возбуждали и сближали их в этой встрече, быть может последней.

Несколько раз в отдел кадров входил Леднев. Проходя по вестибюлю, он скользил по собравшимся отсутствующим взглядом, какой бывает у человека, когда он проходит среди людей, чью судьбу он сейчас решает. Он, видимо, не замечал и Катю. Да и Катя не искала его взгляда. Как и там, в институте, Леднев и здесь существовал для нее только как часть механизма, делового, будничного, озабоченного, каким деловым, озабоченным и даже усталым выглядел и сам Леднев при всей своей важной осанке.

Катю вызвали в кабинет. Леднев сидел за столом вместе с членами комиссии. За другим столом два сотрудника оформляли документы.

В комнате было накурено, папки с документами лежали на стульях и на подоконнике, дверь в соседнюю комнату была открыта, и оттуда доносился стук пишущей машинки.

Кате объявили, что ее направляют в распоряжение волжского пароходства. На вопрос, нет ли у нее возражений, Катя ответила, что нет.

– В пароходстве есть вакантная должность инженера. Как?

Леднев произнес это просто, по-деловому, и так же по-деловому посмотрел на Катю. И его короткое «как?» звучало не вопросом, а приглашением побыстрее подтвердить свое согласие: в ее согласии никто не сомневается, но оно здесь формально требуется.

– Я бы хотела работать в порту, – ответила Катя.

– Вот как, – озадаченно протянул Леднев, – но ведь порты бывают разные… Астрахань, например…

– Куда угодно, – ответила Катя сухо: не любила, когда ее испытывают такими вопросами.

Леднев побарабанил пальцами по столу, откинулся на спинку кресла.

– Вас мы оставим в горьковском порту. Вы собираетесь экспериментировать… Сужу по вашему диплому. Так что будете перед глазами: поможем, может быть, поучимся, а может быть, и попридержим.

Собственно, двумя этими встречами – на защите диплома и при распределении на работу – и ограничивалось Катино знакомство с Ледневым до того, как она поступила в порт.

Работая же в порту, Катя встречала Леднева чаще: иногда на участок он приезжал в ее смену.

Катя по-прежнему чувствовала, что Леднев выделяет ее, интересуется ею. Но все это никак не изменялось и не углублялось. Катя, в конце концов, привыкла к этому вниманию как к своеобразной форме их служебных отношений. Так он к ней относится, и все. Воспитанный, корректный, даже галантный мужчина, видящий в ней не только сотрудника, но и красивую женщину. Что ж, это не так уж плохо в наш век, когда женщина на службе прежде всего только работник. Конечно, она лично в таком особом отношении не нуждается, но Леднева это характеризует совсем не с плохой стороны. Катя оценила это.

Задача, выглядевшая в ее дипломной работе хотя и трудной, но выполнимой, здесь, на практике, оказалась неразрешимой. Руководя одной сменой на одном участке одного из портов, чего практически могла она достичь в деле, требующем перестройки работы на всей реке?

Доказывать необходимость скоростной работы? Эту необходимость признавали все. Выступать с хорошими предложениями? С хорошими предложениями выступали многие. Пытаться что-то сделать в свою смену? Она пыталась. Но это нарушало существующий порядок. И этот плохой порядок от ее вмешательства становился еще хуже.

Начальник порта Елисеев, старинный друг ее отца, высокий старик с подстриженными ежиком седыми волосами и со склеротическим лицом человека, пьющего не много, но систематически, говаривал:

– Ты, Катерина, того, не своевольничай. Рай-то, он далеко, а мы на земле живем. Так что уж давай в одну дудку дудеть.

Катя не хотела дудеть в одну дудку. Но не в силах создать свою музыку, только портила общую.

Как ни редко бывал Леднев на участке, он, конечно, не мог не видеть ее тщетных усилий. Он относился к ним благожелательно, как и полагается относиться к инициативе подчиненных, даже если эта инициатива бесплодна. Но не больше. Заговори он прямо с Катей о ее делах, она бы, наверно, изложила ему свои намерения. Но он не заговаривал. Он приезжал на участок, обходил суда, выяснял положение, торопил с погрузкой, улаживал конфликты. Но того главного, что стоит за этими конфликтами, не касался. Он действовал с высоты той власти, которой обладал. Обращаться к нему специально, искать и просить его помощи Катя не могла, мешало именно то, что стояло за их служебными отношениями.

О его деловых качествах она могла судить только с того расстояния, которое их разделяло. Он казался ей человеком с размахом и сильной волей, но чересчур осмотрительным и осторожным, чересчур долго все взвешивающим. Естественно, что он все подчиняет выполнению плана. Но не совсем правильно уходить при этом от разрешения других, не менее важных проблем, хотя он и делал это с таким подкупающим простодушием и лукавством, что на него нельзя было сердиться.

В его кабинете висела огромная, во всю стену, карта. Широкая голубая лента Волги пересекала ее с левого верхнего угла до правого нижнего, от Белого и Балтийского морей до Черного и Каспийского. Круги с силуэтами кранов обозначали порты, черные линии – каналы, зубчатые прямоугольники – гидростанции.

Когда кто-нибудь надоедал Ледневу вопросами, которые не решали главного, то есть выполнения плана, Леднев вставал, подводил просителя к карте и, одной рукой обнимая его за плечи, а другой водя по карте указкой, говорил:

– Смотри, друг… (Следовало имя и отчество.) Видишь, Волга… От моря до моря – десятки портов, сотни пристаней, тысячи судов, миллионы тонн грузов… Сейчас самый разгар навигации. Надо план выполнять, понимаешь, план! Ну, давай! – Он отчаянно взмахивал рукой. – Давай! Все бросим и займемся твоими делами… (Он называл самые незначительные из тех, с которыми пришел посетитель.) Ну, давай!

Подавленный посетитель что-то лепетал в ответ. Леднев брал его за пуговицу и проникновенно говорил:

– Все будет, друг мой милый… Все будет, только дай время… Вот закончим навигацию, выполним план – тогда, поверь мне, все для тебя сделаем.

Катя понимала, что если она придет к Ледневу, то он, наверно, так же подведет ее к карте и скажет то, что говорит всем, может быть, только более дружески. Вот если бы она пришла к нему не с просьбой, а с результатами, которые надо только поддержать и сделать достоянием всех, то тогда, может быть, Леднев помог ей. Но таких результатов у нее не было.

Про Леднева говорили, что у него взрослая дочь, что жена умерла во время войны. Катя не прислушивалась к этим разговорам, стыдилась того любопытства, которое против собственной воли чувствовала к Ледневу, хотя и убеждала себя, что испытывает к нему только деловую симпатию.