Как стать леди - Фрэнсис Элиза Ходгстон Бернетт Страница 22

– В наши дни женщины не столь уважительно относятся к своим мужьям, – засмеялся он, – да и мужья не так достойны уважения.

– Но лорда Каслвуда трудно назвать достойным джентльменом, не так ли?

Он снова усмехнулся:

– Вы правы. Но во времена королевы Анны с уважением относились к его титулу. Наши времена куда более демократичны. Если вам так нравится, я тоже стану звать вас «миледи».

– О, нет, нет! – в ужасе воскликнула она. – Я о таком даже и не думала!

– Знаю, знаю, – успокоил он ее. – Вы не такого сорта женщина.

– Как я могу?.. Нет, я бы ни за что…

– Совершенно верно, вы бы ни за что, – шутливо передразнил он. – Вот поэтому вы мне и нравитесь.

Затем он объяснил, почему явился именно в этот час. Он намеревался подготовить ее к встрече с Осборнами, которые только что вернулись из Индии. Некоторое время назад капитан Осборн отправился – или его отправили – в долгую поездку. Когда Эмили услыхала имя Осборна, ее сердце забилось чаще. После помолвки леди Мария, что совершенно естественно, много и в подробностях рассказывала ей о семье. С тех пор как лорд Уолдерхерст овдовел, капитан Осборн жил надеждой – и с каждым годом надежда его все крепла, – что ему повезет, и он унаследует состояние и титул нынешнего маркиза Уолдерхерста. Он не был таким уж близким родственником, однако ближе него у лорда Уолдерхерста все же никого не было. Это был крепкий молодой человек, а Уолдерхерсту все-таки сравнялось пятьдесят четыре, и его врач имел основания беспокоиться, хотя болел маркиз не очень часто.

– Он явно не из тех, кто доживает до ста пятидесяти, – с ухмылкой заявил Алек Осборн после особенно щедрого на напитки ужина. – А единственное, что могло бы заставить меня проронить слезу, с ним вряд ли случится. Он человек не сентиментальный и здравомыслящий и к перспективе брака относится с содроганием. Вы и представить себе не можете, как за ним увиваются женщины. Конечно, человека в его положении вряд ли оставят в покое. Но ему не импонирует сама идея женитьбы, он точно знает, что ему нравится, а что – нет. Единственный его ребенок умер, жениться снова он не намерен, так что мне ничто не грозит. Господи! Как же все тогда переменится! – и его неприятная улыбочка стала еще неприятнее.

Говорил он это за три месяца до того, как маркиз Уолдерхерст отправился по жаре за Эмили Фокс-Ситон и нашел ее, заплаканную, среди вереска над корзиной с рыбой для леди Марии, после чего сделал ей предложение.

Когда новость дошла до Алека Осборна, он закрылся у себя в комнате и изрыгал проклятия до тех пор, пока по его побагровевшему лицу не потекли струи пота. Вот это не повезло так не повезло, никакими проклятиями и бранью не выразить! Стены его бунгало сотрясались от ужасающих воплей, и даже самые отчаянные ругательства не могли передать ярости капитана Осборна.

Когда муж промчался мимо нее в свои апартаменты, миссис Осборн и не пыталась за ним последовать. Они были женаты всего два года, но она уже хорошо изучила его гримасы, и прочувствовала всю злость, которую он вложил в слова, брошенные в ее сторону на бегу:

– Уолдерхерст собирается жениться!

Миссис Осборн скрылась в своей комнате, и сидела там, спрятав лицо в маленьких смуглых ручках. Она была смешанного происхождения – наполовину индианка, наполовину англичанка, и нигде не чувствовала себя комфортно, да и в жизни ей не очень везло. А самое большое невезение заключалось в том, что родственники выдали ее замуж за этого человека, причем только потому, что он был родственником лорда Уолдерхерста. Она была натурой любопытной, страстной, и на свой манер даже любила мужа. Семья ее была небогатой и не пользовалась уважением. Она была лишена многого, но не определенного женского тщеславия и жажды общественного признания; одета она была бедно, ее чурались те, к кругу которых она стремилась принадлежать, и она с завистью и горечью наблюдала за ровесницами, куда менее красивыми и темпераментными, однако наслаждавшимися обществом блестящих молодых офицеров. Поэтому, когда капитан Осборн обратил на нее внимание, она вздохнула с облегчением: теперь-то она сравнялась с другими девушками. Ее радость быстро переросла в страстную влюбленность. Родственники быстро и по-умному устроили все остальное, и Осборн оказался женат, даже не поняв, как это получилось. А, осознав произошедшее, был крайне раздосадован на самого себя. Его до некоторой степени утешала мысль, что он стал жертвой ловкого обмана, что его обвели вокруг пальца и заставили сделать то, что он делать не намеревался, а также тот факт, что девушка оказалась интересной, умной и красивой странной неанглийской красотой.

Красота была настолько неанглийской, что, вполне возможно, была бы зачтена ему в плюс – по контрасту, в той мере, в какой в Англии допустимы контрасты. Она была смуглой, с густыми волосами, прекрасной кожей и большими миндалевидными глазами с тяжелыми веками. Фигурой она почти не отличалась от женщин своей расы – она была маленькой, изящной и гибкой. Воспитывали ее местные слуги. В детстве они были практически единственными ее компаньонами, и она научилась от них многим непонятным для англичанина вещам. Она знала местные мифы и песни и впитала многие оккультные верования – знания эти она держала в тайне.

Многое из того, что она знала, было интересно Алеку Осборну, который и сам был довольно привлекателен, если не обращать внимания на то, что голова у него была вытянутой, словно пуля, а нижняя челюсть говорила о жестокости. Она все время помнила о том, что у него имелись все шансы стать маркизом Уолдерхерстом и отвезти ее в Англию, где она будет наслаждаться роскошью. Она грезила об этом по ночам. Она мечтала о замке Осуит и о том, как будет стоять среди всяких высокопоставленных гостей на лужайке перед замком – на той лужайке, которую ей часто описывал муж, когда они невыносимо жаркими днями сидели среди тропической растительности, жадно ловя ртом воздух. Когда время от времени в разговорах упоминалась маловероятная, но ужасная возможность, что Уолдерхерст может поддаться искушению жениться, ей делалось плохо. Она тогда так стискивала кулаки, что ногти врезались в ладони. Она не могла перенести эту мысль. Как-то раз она вызвала грубый хохот Осборна, намекнув, что есть способы – волшебные способы – отогнать дурную судьбу. Отсмеявшись, он цинично заявил, что ей следует над этим поработать.

Когда Осборн отправлялся в Индию, по нему никто не плакал. Дома он был, скорее, паршивой овцой, и его попросту выпихнули в колонии. Если бы он был более приятным человеком, Уолдерхерст, скорее всего, выделил бы ему содержание, но он вел такой образ жизни, который Уолдерхерст не переносил, и уж тем более считал отвратительным в людях, так или иначе связанных с благородными фамилиями. Он проявлял мало интереса к этому молодому человеку. Да и внешне Осборн казался не слишком симпатичным на беспристрастный мужской взгляд: глаза у него были маленькие, челюсть – тяжелой, а лоб низковатым. Сложен он был ладно, ему шла военная форма, и вообще в нем была все-таки некоторая животная привлекательность, которая, правда, быстро исчезает. Лица такого типа расползаются и темнеют от постоянного пьянства, и к сорока годам грубая нижняя челюсть станет еще тяжелее и станет затмевать все остальные черты.