Франсия - Жорж Санд Страница 21

Волнение и гнев Франсии утихли.

— Все равно я хочу уйти, доктор сказал: «Если сомневаешься — проверяй!»

— Какой доктор? О каком осле идет речь? Ты имела неосторожность кому-то довериться?

— Да. Я рассказала все весьма порядочному господину, другу доктора Ларре, которого привела ко мне мадам Валентин. Он вскоре придет за мной. — Побуждаемая вопросами Мурзакина, Франсия пересказала ему содержание своей беседы с месье Фором.

— Неужели ты думаешь, — возмутился князь, — что я позволю тебе уйти от меня и жить на подаяние, собранное сердобольными жителями квартала? Ты, такая гордая, окажешься в положении нищенки? Нет! Вот кредитный билет, я кладу его под этот подсвечник… Когда захочешь уйти, ты сможешь сделать это, не спрашивая моего разрешения, и не будешь никому и ничем обязана. Ты без всякой причины разбиваешь мое сердце. Если желаешь, уходи сейчас! Я не буду долго страдать и, если вновь начнется война, найду смерть в первом же бою. Я скажу себе, что за всю мою жизнь был счастлив только два дня. Но это счастье было таким огромным, восхитительным и полным, что, кажется, будто оно длилось целую вечность.

Мурзакин говорил с такой убежденностью, что Франсия, рыдая, упала в его объятия.

— Нет! — воскликнула она. — Невозможно, чтобы такой добрый и благородный человек убил женщину! Маркиза обманула меня! Ах! Это очень жестоко! Лишь бы она не наговорила чего-нибудь такого, что заставит тебя возненавидеть меня так же сильно, как я недавно ненавидела тебя!

— Не надо обращать на нее внимания, — сказал князь и, не щадя мадам де Тьевр, как не щадил Франсию в разговоре с маркизой, поклялся, что она для него слишком высока, слишком дородна, слишком белокура и ему противны эти фламандские натуры, лишенные очарования и благородной страсти. Мурзакин ничего не понимал в том, о чем говорил, но умел преподнести все так, чтобы добиться своей цели. Добрая Франсия не была мстительна, но женщина всегда с удовольствием слушает, как умаляют достоинства ее соперницы. Мужчинам это известно, и часто насмешка действует сильнее, чем клятва верности. Мурзакин не ошибся ни в одном, ни в другом, а, может быть, убедил себя, что сказал правду.

— Полноте, — обратился он к своей маленькой подружке, заставив ее улыбнуться, — ты скучаешь одна, у тебя мрачные мысли, я не хочу, чтобы ты заболела. Одевайся, поедем куда-нибудь. Я видел на Елисейских полях маленькие ресторанчики, где кормят, как в деревне. Поужинаем в каком-нибудь веселеньком месте, а поздним вечером прогуляемся пешком. Или ты хочешь пойти на спектакль? В маленькую ложу внизу, где тебя не заметят? Валентин будет сопровождать нас. Мы постараемся, чтобы никто не увидел, как ты идешь под руку с офицером неприятельской армии. Поэтому не бойся, что тебя сочтут предательницей. Мы пойдем туда, куда ты пожелаешь, и будем делать то, что ты захочешь, но улыбайся мне, как прежде. Я жизнь отдам за одну твою улыбку.

Пока Франсия одевалась, доставили картонные коробки с лентами, шарфами, шляпками и перчатками, и она, радуясь и смущаясь, вынула из них то, что ей понравилось. Взволнованная и счастливая, девушка была уже одета, когда снова появился доктор. Она побледнела. Князь встретил месье Фора с насмешливой учтивостью.

— Ваша маленькая больная уже здорова, — сообщил он ему, — и знает, что я не убивал никого из ее семьи. Мы уходим, скажите, пожалуйста, доктор, сколько я должен вам за два визита?

— Я пришел не за деньгами, — ответил господин Фор, — напротив, я принес их и надеялся сделать доброе дело, но раз уж, по обыкновению, меня обманули, заберу их и подумаю, как лучше ими распорядиться.

Он ушел, пожав плечами и бросив на смущенную Франсию презрительный и насмешливый взгляд, который, как удар шпаги, пронзил ее сердце. Она обхватила голову руками и застыла, уничтоженная оскорблением, какого ей раньше никто не наносил.

— Послушай, — обратился к ней князь, — почему ты чувствуешь себя несчастной? Ведь я делаю все возможное, чтобы отвлечь и разделить тебя! Ты больна? Хочешь снова лечь и поспать?

— Нет! — Франсия схватила его руку. — Вы пойдете к этой даме.

— Так ты еще и ревнива!

— Да, я ревную, несмотря на то что вы мне сказали, ревную помимо своей воли! Ах, я так страдаю! Меня не покидает ощущение, что я совершаю подлость, полюбив врага моей страны! Я знаю, что заслуживаю презрения всех честных людей. Не отвечайте, вам это хорошо известно, и, может быть, в глубине души вы тоже презираете меня. Возможно, женщина в вашей стране никогда не отдалась бы французскому офицеру, но я перенесу этот позор, если вы любите меня, потому что ваша любовь для меня — все. Только любите меня! Если вы обманете меня…

Она залилась слезами. Такая сила любви в столь слабом существе тронула князя. Он взял в руки персидский кинжал, который Франсия бросила на стол.

— Я отдаю тебе это произведение искусства. Вот он, видишь? Кинжал украшен драгоценными камнями и так мал, что его можно спрятать в перчатке. Он занимает не больше места, чем веер. Но эта игрушка убивает, и, вручая его тебе, я сознаю, что он может принести мне смерть. Спрячь его, но пронзи мне сердце, если хоть на минуту поверишь, что я изменяю тебе.

Мурзакин говорил то, что думал в эту минуту. Он не любил маркизу, даже не хотел ее. Князя радовало, что он не интересуется больше особой, которая, как ему казалось, слишком долго отвергала его.

Успокоенная Франсия рассмотрела красивый кинжал, польщенная тем, что обладает таким редким сокровищем! Впрочем, она вернула его князю, не зная, что с ним делать. Мысль, что когда-нибудь придется воспользоваться им, привела ее в содрогание. Поскольку Франсия была готова к выходу, Мурзакин увлек ее за собой и заставил забыть обиду, лаская и балуя ее, как больного ребенка. Они поехали ужинать на Елисейские поля. Потом Мурзакин спросил, в какой театр она хотела бы пойти. Франсия чувствовала слабость; она едва притронулась к еде, и временами ее лихорадило. Князь предложил ей вернуться.

Девушка видела, что он, плотно поужинав и много выпив, наслаждается теперь шумом и оживлением парижских улиц. Она боялась испортить ему удовольствие, вернувшись домой, и уступила его желанию пойти послушать известных певцов в Фейдо [31]. В «Опера комик» в ту пору ходили чаще, чем в «Гранд опера». Она имела репутацию респектабельного театра, и Мурзакин, слушая музыку, украдкой разглядывал в бинокль парижских красавиц. Он отправил вперед Валентина забронировать ложу первого яруса, и, когда они приехали, верный слуга с билетами уже ждал их под колоннадой.

Франсия опустила вуаль, взяла под руку Валентина и пошла в ложу, где вскоре к ней присоединился князь.

Оказавшись наедине с ним в глубине темной ниши, где ее никто не мог заметить, Франсия успокоилась. Бросая взгляды на публику, среди которой не было ни одного знакомого ей лица, девушка робко улыбалась, опасаясь, что здесь увидят ее, но потом забывала обо всем, нарядная и взволнованная, в праздничной и оживленной атмосфере артистического Парижа, наедине со своим торжествующим возлюбленным. Франсия испытывала чувство безопасности, счастливой безмятежности, потому что она, выросшая за кулисами бродячего театра, страстно любила его. Гузман, несколько раз водивший Франсию в Оперу, тем самым вскружил ей голову. Особенно она любила танец, хотя мать, давая девочке первые уроки, часто доводила ее до изнеможения и била. В те времена Франсия ненавидела балет, но позднее, перестав быть его жертвой, начала восхищаться им. С балетом были связаны воспоминания о матери. Франсия гордилась тем, что разбирается в нем и способна оценить отдельные па, которым научила ее Мими ла Сурс. Полагаю, давали «Алину, королеву Голкондскую». Если даже память изменяет мне, это не важно. Давали какой-то балет. Франсия пожирала глазами сцену, и, хотя танцовщицы Фейдо были не из лучших, она пришла в такой восторг, что забыла о лихорадке. Забыла Франсия и о том, как не хотела, чтобы ее видели с иностранцем. Наклонившись вперед, она невольно взяла Мурзакина за руку и потянула к себе. Франсия желала, чтобы князь разделил с ней удовольствие от спектакля.