Радость жизни - Эмиль Золя Страница 21

— Идея, конечно, замечательная. Можно попытаться. Но жить на ренту, пожалуй, спокойнее. На вашем месте я бы не стал откладывать свадьбу, а зажил бы своим домком и был бы счастлив…

Он умолк, заметив, что взгляд девушки затуманился. Доктор очень любил Полину и поспешил добавить, хотя и покривил душой:

— Впрочем, деньги — вещь хорошая, зарабатывайте их побольше… Вот увидите, я буду плясать у вас на свадьбе… Да, я протанцую замбуко, танец караибов! Держу пари, вы не знаете, что это такое… Послушайте: сначала машут руками, как ветряная мельница крыльями, потом хлопают себя по ляжкам и скачут вокруг пленника, когда он уже изжарился и женщины режут его на куски.

Потянулись долгие месяцы. Полина стала снова спокойной и веселой. Она не тяготилась больше неизвестностью, которая была противна ее независимой натуре. После признания в любви, после того как была назначена свадьба, Полина обрела спокойствие; она радовалась весне своей жизни и безмятежно относилась к медленному созреванию своего тела, к круговороту алой крови, ко всему тому, что когда-то мучило ее днем, а ночью превращалось в кошмар. Это закон природы: нужно расти, чтобы любить. Ее отношения с Лазаром не изменились, они вели прежний образ жизни, продолжали вместе работать. Лазар по горло был завален делами. Былые приключения с обитательницами парижских меблированных комнат научили его благоразумию — он боялся власти чувственности. Она же, простая и прямодушная, все понимавшая и целомудренная, была словно защищена двойным панцирем. Иногда, правда, среди большой заставленной комнаты Полина и Лазар, взявшись за руки, нежно улыбались. Порой, когда они вдвоем перелистывали какой-нибудь трактат о водорослях, головы их соприкасались. Бывало также, что, рассматривая темно-красный препарат брома или фиолетовую пробу йода, они на миг прижимались друг к другу. Иногда же она наклонялась над его плечом, когда он сидел за столом, заставленным инструментами, или же звала Лазара, чтобы он поднял ее на руки, если ей надо было достать что-нибудь с верхней полки шкафа. Но в этих робких касаниях не было ничего запретного: такими ласками они могли бы обмениваться и на глазах у родителей. То была дружба кузена и кузины, которые в положенный срок поженятся, — дружба, чуть-чуть подогретая предчувствием любовных радостей. Г-жа Шанто говорила, что дети ведут себя очень разумно. Когда приехала Луиза, присутствие этой грациозной, кокетливой девушки, проводившей с ними все время, уже не пробуждало в Полине ревности.

Так прошел целый год. Завод уже работал и доставлял много хлопот, поглощая все внимание Лазара и Полины. После сложной переделки аппаратов результаты получались как будто прекрасные. Правда, выход продукции был незначительным, но, усовершенствовав метод и удвоив заботы и энергию, можно было чрезвычайно расширить производство. Бутиньи нашел широкий сбыт для медикаментов, хотя в этом пока и не представлялось нужды. Богатство, казалось, было обеспечено. Лазар и Полина упрямо надеялись на это, невзирая на явные признаки разорения. Завод превратился в подлинную пропасть, куда они пригоршнями бросали деньги, твердо веря, что найдут на дне этой пропасти слитки золота. Каждая новая жертва еще сильнее разжигала их упорство.

Первое время г-жа Шанто никогда не брала денег из заветного ящика, не предупредив Полину.

— Знаешь, крошка, в субботу предстоят платежи, не хватает трех тысяч франков… Пойдем со мной наверх, посмотрим, какую из бумаг можно продать.

— Но ты можешь и сама решить, — отвечала девушка.

— Нет! Ты ведь знаешь, я ничего не делаю без твоего ведома, — деньги твои.

Затем г-жа Шанто стала нарушать свое строгое правило. Однажды Лазар сообщил матери, что у него есть долг, который он скрыл от Полины, — пять тысяч франков за медные трубы, которые даже не пришлось использовать. Г-жа Шанто только что вместе с Полиной поднималась наверх за деньгами, но так как сын был в отчаянии, она самовольно взяла эти пять тысяч франков, дав себе слово положить их обратно при первой возможности. И все же с этого дня брешь была пробита. Г-жа Шанто привыкла брать, не считая. Под конец ей даже стало казаться, что в ее возрасте унизительно всегда зависеть от девчонки; в ней зародилось недоброе чувство против Полины. Деньги будут ей возвращены в свое время, а из того, что они ей принадлежат, отнюдь не следует, что нельзя сделать шагу, не спросив у племянницы разрешения. С тех пор, как в капитале Полины появилась недостача, г-жа Шанто стала одна заглядывать в ящик бюро. Полина почувствовала даже облегчение; несмотря на всю ее доброту, ей неприятны были эти хождения за деньгами: разум твердил ей о близости катастрофы, и в ней со всей силой пробуждалась расчетливая осторожность, унаследованная от матери. Сперва ее изумило молчание г-жи Шанто, — она прекрасно понимала, что деньги расходуются по-прежнему и что происходит это помимо ее ведома. Но она предпочитала, чтобы это было так: по крайней мере, она не будет видеть, как постепенно уменьшается принадлежащая ей пачка бумаг. Отныне они только иногда обменивались взглядами; пристальный, тревожный взгляд племянницы, догадывавшейся об утечке денег, на мгновение встречался с бегающим взглядом тетки, раздраженной тем, что она не может смотреть Полине прямо в глаза. — В душе г-жи Шанто зарождалась ненависть.

К несчастью, Давуан в этом году был объявлен банкротом. Шанто давно это предвидели, и все же их постиг страшный удар. Теперь у них осталось только три тысячи франков ренты. Все, что им удалось спасти от этого краха, составляло двенадцать тысяч франков, которые немедленно были присоединены к деньгам, лежавшим в банке. Весь капитал приносил им триста франков в месяц. В конце первого же месяца г-жа Шанто заняла пятьдесят франков из денег Полины: вершмонский мясник предъявил счет, выгнать его было невозможно. Затем понадобилось сто франков, чтобы купить котел для стирки белья. Дальше она стала брать по десяти франков на картофель, по пятидесяти су на рыбу. Помимо того, она тайком выдавала Лазару мизерные суммы на его личные расходы, а также на завод и докатилась до того, что стала затыкать все прорехи в хозяйстве из средств Полины. К концу каждого месяца она то и дело прокрадывалась к письменному столу и тотчас возвращалась, держа руку в кармане, откуда вынимала монету за монетой, чтобы заплатить по счету. Это у нее вошло в привычку, и она тратила деньги из заветного ящика Полины, не зная удержу. Всякий раз, как она откидывала крышку бюро, раздавался легкий, раздражавший ее скрип. Вот рухлядь! И подумать только, — за всю жизнь она так и не собралась купить приличное бюро! Раньше ей казалось, что этот почтенный хранитель целого состояния служит для всего дома источником беззаботности и богатства; теперь же это бюро приводило ее в ярость, словно оно стало заколдованным ларцом, населенным злыми духами и в каждой его щели сидело злосчастье.

Как-то вечером Полина прибежала со двора, крича:

— Булочник пришел!.. Ему следует два франка восемьдесят пять сантимов за три дня.

Г-жа Шанто стала рыться в карманах.

— Надо пойти наверх… — пробормотала она.

— Зачем же тебе идти, — не подумав, сказала девушка. — Я пойду… Где твои деньги?