Вчера-позавчера - Шмуэль Агнон Страница 19

Взял Ицхак кисть и начал работать с ним. Иногда забирал тот кисть из рук Ицхака и поправлял, иногда смеялся и говорил: «Ты как будто учился у всех маляров на свете. Обещаю тебе, что ты будешь таким же пачкуном, как и они».

Вечером привел он его в свой барак и поделился с ним своей едой. Сидят они при свете погнутой лампы без стекла (раз стекло вечно разбивается, он отказывается от стекла заранее). Сидят они, и рассказывает Сладкая Нога о разных ремеслах, и о разных людях, и о кое-каких женщинах, убежденных, что не может человек существовать без них. А человек должен отдаляться от них. И если он не отдаляется от них, то это признак, что сам он похож на женщину. А если он как женщина, понятно, что тогда в нем нет нужды. В мире достаточно существ женского пола.

Было уже далеко за полночь, а Сладкая Нога все сидел и говорил. Море возвысило свой голос, и волны с силой бились о песок, как будто стучались в запертые двери, и подул прохладный и влажный ветер. Сверкнул синеватый с оттенком серы свет, и казалось, что и море и сушу объял ужас. Собака залаяла во сне, заскребла когтями и испуганно сжалась. И снова сверкнуло грозное сияние от края и до края небес, и море взревело могучим рыком. Ицхак почувствовал, как тело его разомлело в подступающей дремоте, но сердце — бодрствовало. Внезапно погасла лампа, Сладкая Нога замолк и заметил: «Завтра не выйдем на работу». Встал и приготовил себе постель. Пошел Ицхак к себе домой. Крикнул ему вслед Сладкая Нога: «Но через пару дней на славу поработаем!»

Прошло два дня. Встал Ицхак рано утром и пришел к нему. Увидел, что тот стоит и подогревает себе фруктовый отвар. Заметил Сладкая Нога Ицхака и сказал ему: «Раз уж ты пришел — садись, а раз уж ты сидишь — пей!» Напомнил ему Ицхак то, что тот сказал ему два дня назад. Рассмеялся Сладкая Нога и сказал: «Хорошая у тебя память, прямо как календарь». Притянул к себе за уши собаку и спросил ее: «Что ты думаешь, Цуцик, об этом господине?» Потом поднял несколько предметов из хлама на полу и о каждой вещи стал рассказывать всякие истории. Когда уже Ицхак решил про себя, что день пропал зря, позвал его Сладкая Нога и сказал: «Пошли!»

Запер Сладкая Нога дверь, и положил ключ перед собакой, и сказал: «Беги! Положи его на место». Взял пес ключ в зубы и убежал в известное им двоим место, потом вернулся и потерся головой о его башмаки. Погладил Сладкая Нога его по голове, почесал ему шею, поднял высоко на уровень глаз, открыл ему пасть и заглянул в зубы, вернул на землю и сказал: «Теперь беги и не слишком шали». Посмотрел ласково ему вслед и сказал Ицхаку: «Пошли!»

Пошли они и прибыли в большой дом, похожий на дворец. Хозяин дома стоял на пороге, и казалось, что он тотчас выплеснет весь свой гнев на опоздавшего мастера. Сладкая Нога потер свой нос, как человек, пришедший осмотреть свои владения и увидевший там человека, которого не звал. Пригнул хозяин дома голову и принялся лебезить перед мастером. Не обращая на него внимания, Сладкая Нога сказал Ицхаку: «Если ты хочешь начать, начнем!»

Работали они там два дня, потом надоело Сладкой Ноге, прервал он работу и сказал Ицхаку: «Крась ты, а я потом приду и закончу все». Когда он вернулся, спросил его Ицхак: «Хорошо я сделал?» Взглянул на него Сладкая Нога и сказал: «Это должен человек сам знать». Увидел он, что Ицхак расстроился. Взял кисть и стал водить ею туда и сюда, пока не осталось ни единого места, покрашенного Ицхаком, которое бы он не исправил, и так стоял он до полуночи и красил все заново. Когда пригласил он его на следующий день, спросил его Ицхак шепотом: «Что должен сделать человек, чтобы ты был доволен?» Рассмеялся Сладкая Нога добродушно и сказал: «Не все ли тебе равно? Так или иначе — не буду я доволен твоей работой».

5

Ицхак понимал, что он все еще далек от совершенства. Но, несмотря на это, на душе его стало легче, и рука его стала легкой. Ремесло это, бывшее для него за семью печатями, стало раскрывать ему свои секреты, которые даже Сладкая Нога не открыл ему. Перестал он спрашивать, хорошо ли он сделал, и Сладкая Нога тоже не говорил ему ничего. То ли потому, что разочаровался в нем, то ли видел в нем такого же ремесленника, как и все остальные его собратья в Яффе. Так или иначе, вздохнул Ицхак с облегчением, и рука его стала легкой, как у мастера, знающего свое дело.

Больше не видел он себя во сне карабкающимся на конек крыши, чтобы подсматривать оттуда, как работает мастер. И маляры тоже не брызгали на него краской и не слепили ему глаза. И Сладкая Нога, тот самый, что днем насмехался над ним и называл его кисть треснувшей, был приветлив с ним во сне. Вытягивался Ицхак на своей кровати после трудового дня, засыпал и вбирал в себя силы и жизнь.

В те времена Ицхак радовался каждому новому дню и каждой новой работе. И не только из-за денег, а потому что он полюбил свое ремесло и кисть его теперь была послушна его мысли. Был он сыт и здоров, жизнь его вошла в колею. Были у него заказы — работал, не было работы — сидел у себя в комнате и читал книги или писал письма отцу, братьям и сестрам, а вечерами гулял по берегу моря, заходил к Сладкой Ноге или к кому-нибудь другому. И когда Ицхак надевал приличную одежду, он выглядел как все остальные молодые люди из хороших семей, которые оставили отцовский дом и ищут свое место здесь, в Эрец.