Парижские тайны - Эжен Сю Страница 18
Парижские тайны - Эжен Сю читать онлайн бесплатно
— Послушай, чертяка, — шепотом сказала Сычиха, — тут можно хорошо заработать: это — грачи, они, видно, хотят насолить своему врагу, а враг их — тот негодяй, которого ты хотел прикончить... Надо пойти туда, но вместо тебя схожу я... Из-за двух тысяч франков, старичок, стоит потрудиться.
— Ладно, приду не я, а моя женушка, — заметил Грамотей. — Вы скажете ей, что надо сделать, а я подумаю...
— Пусть так, значит, завтра в час дня.
— Да, в час дня.
— В долине Сен-Дени?
— В долине Сен-Дени.
— Между Сент-Уеном и дорогой Восстания, в самом ее конце.
— Договорились.
— Я верну вам бумажник.
— И получите обещанные пятьсот франков и, кроме того, задаток в счет другого дела, если вы не будете слишком требовательны.
— Теперь идите направо, а мы пойдем налево. И не смейте следовать за нами, не то...-
Грамотей и Сычиха тут же исчезли.
— Сам демон пришел нам на помощь, — проговорила Сара, — этот разбойник может оказать нам услугу.
— Сара, теперь мне страшно... — сказал Том.
— А мне не страшно. Напротив, я надеюсь, но идем, идем скорее, я знаю теперь, где мы находимся; до извозчика недалеко.
И они быстрым шагом направились к площади Парижской богоматери.
Невидимый свидетель присутствовал при этой сцене.
Свидетелем этим был Поножовщик, укрывшийся от дождя в разрушенном доме. Сговор между Сарой и злодеем, направленный против Родольфа, очень взволновал Поножовщика; он был напуган той опасностью, которая грозила его новому другу, и сожалел, что не может предотвратить ее. По всей вероятности, его ненависть к Грамотею и Сычихе подогревала эти добрые чувства.
Поножовщик решил предупредить Родольфа об ожидающей его беде; но как найти его? Он позабыл адрес мнимого мастера по раскраске вееров. Возможно, Родольф больше не зайдет в кабак «Белый кролик»; где же искать его? Занятый этими мыслями, Поножовщик машинально последовал за Томом и Сарой; он увидел, что они сели на извозчика, ожидавшего их у паперти собора Парижской богоматери.
Извозчик тронул.
Блестящая мысль пришла в голову Поножовщику, и он уцепился за задок экипажа.
В час ночи извозчик остановился на бульваре Обсерватории, и Том с Сарой скрылись в одной из близлежащих улочек.
Было темным-темно. Поножовщик не мог найти ничего, что помогло бы ему на следующий день более точно определить, место, где он находился. Тогда с хитростью дикаря он вытащил из кармана нож и сделал глубокий надрез на стволе дерева, возле которого остановидся экипаж. Затем он вернулся в свое жилище, от которого отъехал довольно далеко. В эту ночь, впервые за долгое время, Поножовщик уснул глубоким сном, который не был потревожен кошмаром о бойне сержантов, как он называл этот кошмар на своем грубом языке.
На следующий день после того вечера, в который произошли события, только что рассказанные нами, яркое осеннее солнце сияло в безоблачном небе; ночная буря миновала, и гнусный квартал, в котором читатель побывал вместе с нами, казался менее отталкивающим в свете погожего дня, хотя и был затенен домами.
То ли Родольф перестал опасаться встречи со старыми знакомыми, которых избегал накануне, то ли решил пренебречь этой возможностью, только в одиннадцать часов утра он появился на Бобовой улице и направился в таверну Людоедки.
Родольф был все так же одет по-рабочему, но в его внешности появилась некая изысканность: под новой открытой на груди блузой виднелась красная шерстяная рубашка с серебряными пуговицами; воротник другой рубашки из белого полотна был небрежно повязан черным шелковым галстуком; из-под небесно-голубой бархатной фуражки с лакированным козырьком выбивались каштановые завитки волос; грубые, подбитые шипами башмаки уступили место до блеска начищенным сапожкам, которые подчеркивали изящество его ног, казавшихся особенно маленькими по сравнению с широкими, бархатными штанами оливкового цвета.
Этот костюм отнюдь не портил осанки Родольфа, являвшей собой редкое сочетание грации, гибкости и силы.
Наша современная одежда так безобразна, что можно только выиграть, сменив ее на самое заурядное платье.
Людоедка мирно отдыхала на пороге кабака, когда подошел Родольф.
— Я к вашим услугам, молодой человек. Вы, верно, пришли за сдачей со своих двадцати франков? — проговорила она с оттенком почтительности, не решаясь «позабыть» о том, что накануне победитель Поножовщика бросил на ее стойку луидор. — Вам причитается семнадцать ливров десять су... Да, вот еще что... Вчера вас спрашивал высокий, хорошо одетый мужчина; на ногах у него были шикарные сапожки, а под руку он вел маленькую женщину, переодетую мужчиной. Они пили с Поножовщиком мое лучшее вино из запечатанной бутылки.
— А, так они пили с Поножовщиком! И о чем они с ним говорили?
— Я неправильно сказала, что они пили, они лишь пригубили вино и...
— Я спрашиваю тебя, что они говорили Поножовщику.
— Они разговаривали о том о сем... О Красноруком, о ведре и ненастье.
— Они знают Краснорукого?
— Нет, напротив, это Поножовщик говорил им, что это за птица, и рассказывал, как вы его самого побили.
— Ладно, не об этом толк.
— Так вернуть вам сдачу?
— Да... И я возьму с собой Певунью, чтобы провести с ней день за городом.
— О, это невозможно, мой милый.
— Почему?
— Ведь она может не вернуться, правда? А все, что на ней надето, принадлежит мне, не считая двухсот двадцати франков, которые она задолжала мне за еду и квартиру, с тех пор как живет у меня; не будь она такой честной девочкой, я не пустила бы ее дальше угла этой улицы.
— Певунья должна тебе двести двадцать франков?
— Двести двадцать франков десять су... Но вам-то какое дело до этого, парень? Уж не собираетесь ли вы уплатить за нее? Не разыгрывайте из себя милорда!
— Получай! — сказал Родольф, бросая одиннадцать луидоров на оцинкованную стойку Людоедки. — Теперь, сколько стоит тряпье, в которое она одета?
Изумленная старуха рассматривала один за другим луидоры, всем своим видом выражая сомнение и недоверие.
— Черт побери! Неужто ты думаешь, что я даю тебе фальшивые деньги? Пошли обменять золотые монеты, и покончим с этим делом... Сколько стоит тряпье, которое ты даешь напрокат этой несчастной девушке?
Раздираемая различными чувствами — желанием заключить выгодную сделку, удивлением, что у рабочего может быть столько денег, опасением попасть впросак и надеждой заработать еще больше, Людоедка некоторое время молчала.
— Ее тряпье стоит по меньшей мере... сто франков, — сказала она наконец.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments