Острова в океане - Эрнест Хемингуэй Страница 18

Средний сын напоминал Томасу Хадсону бобренка. Волосы у негобыли того же оттенка, что и бобровый мех, и на ощупь такие же, как у водяногозверька, и загорал он весь с ног до головы необычным, темно-золотистым загаром.Он всегда напоминал отцу звереныша, который живет сам по себе, здоровой иотзывчивой на шутку жизнью. Бобры и медведи очень любят шутить, а уж кто большепохож на человека, чем медведь. Этот мальчик никогда не будет по-медвежьисильным и широким в плечах, и он никогда не будет спортсменом и не хочет имбыть, но в нем есть чудесные свойства мелкого зверька, и голова у него работаетхорошо, и жизнь налажена своя собственная. Он привязчивый и наделен чувствомсправедливости, и быть рядом с ним интересно. К тому же он всегда во всемсомневается, как истинный картезианец, и любит яростно спорить и поддразниватьумеет хорошо и беззлобно, хотя иной раз и перебарщивает. У него были и другиекачества, о которых никто не знал, и двое других мальчиков питали к немуогромное уважение, хотя и поддразнивали его и разносили в пух и прах, еслитолько удавалось нащупать уязвимое место. Как водится, они ссорились междусобой и довольно ядовито дразнили друг друга, но воспитаны были хорошо и квзрослым относились уважительно.

Младший мальчик был светлый, а сложением – настоящийкарманный крейсер. Физически он в точности повторял Томаса Хадсона, только вменьшем масштабе, короче и шире. Загорая, он покрывался веснушками, лицо у негобыло насмешливое, и вредным старикашкой он был с рождения. Но не толькостарикашкой, а также и чертенком. Он любил задевать своих старших братьев –была в его натуре темная сторона, которую никто, кроме Томаса Хадсона, не могпонять. Ни отец, ни сын об этом не задумывались, но они различали друг в другеэту особенность, знали, что это плохо, и отец относился к ней всерьез ипонимал, откуда это у сына. Они были очень близки между собой, хотя ТомасХадсон жил с ним под одной крышей меньше, чем с остальными детьми. Этот младшиймальчик, Эндрю, был отличный спортсмен – настоящий вундеркинд – и с первого жесвоего выезда обходился с лошадьми, как заправский лошадник. Братья гордилисьим, но задаваться ему не позволяли. В подвиги этого мальчугана трудно былоповерить, однако его видели в седле, видели, как он берет препятствия, ичувствовали в нем холодную профессиональную скромность. Он родился каверзныммальчишкой, а казался очень хорошим, и свою каверзность подменял чем-то вродезадиристой веселости. И все-таки по натуре он был дурной мальчик, и все зналиэто, и он сам знал. Он просто по-хорошему держался, пока дурное зрело в нем.

Они лежали на песке вчетвером под обращенной к морюверандой: справа от Роджера – старший сын, Том-младший, по другую сторону –самый маленький, Эндрю, а средний, Дэвид, вытянулся на спине, с закрытымиглазами, рядом с Томом. Томас Хадсон промыл кисти и спустился к ним.

– Привет, папа, – сказал старший мальчик. –Ну как тебе работалось – хорошо?

– Папа, ты пойдешь купаться? – спросил средний.

– Вода что надо, папа, – сказал самый младший.

– Здравствуйте, папаша, – с улыбкой сказалРоджер. – Ну, как ваши малярные дела, мистер Хадсон?

– С малярными делами на сегодня покончено, джентльмены.

– Вот здорово! – сказал средний мальчик,Дэвид. – Поедем на подводную охоту?

– Поедем, но после ленча.

– Чудесно! – сказал старший.

– А если будет большая волна? – спросил младший,Эндрю.

– Для тебя, может, и большая, – сказал ему старшийбрат, Том.

– Нет, Томми, для всех.

– Когда море неспокойное, рыба забивается междукамнями, – сказал Дэвид. – Боится большой волны не меньше нас. У них,наверно, и морская болезнь бывает. Папа, бывает у рыбы морская болезнь?

– Конечно, – сказал Томас Хадсон. – В большуюволну груперы заболевают морской болезнью в садках на шхунах и дохнут.

– Что я тебе говорил? – сказал Дэвид старшемубрату.

– Заболевают и дохнут, – сказалТом-младший. – Но откуда известно, что это от морской болезни?

– Морской болезнью они, по-моему, в самом делеболеют, – сказал Томас Хадсон. – Но вот не знаю, мучает она их или нет,когда они плавают свободно.

– Но, папа, ведь среди рифов рыба тоже не можетсвободно плавать, – сказал Дэвид. – У них там разные ямы и норы, кудаони прячутся. А в ямы они забиваются, потому что боятся крупной рыбы, и бьет ихтам не меньше, чем в садке на шхуне.

– Ну, все-таки не так сильно, – возразил емуТом-младший.

– Может, и не так сильно, – рассудительноподтвердил Дэвид.

– Но все-таки, – сказал Эндрю. И прошептал отцу: –Если они еще проспорят, мы никуда не поедем.

– А ты разве не любишь плавать в маске?

– Ужасно люблю, только боюсь.

– Чего же ты боишься?

– Под водой все страшно. Как только сделаю выдох, такмне становится страшно. Томми плавает замечательно, но под водой ему тожестрашно. Под водой из нас только Дэвид ничего не боится.

– Мне сколько раз было страшно, – сказал ему ТомасХадсон.

– Правда?

– По-моему, все боятся.

– Дэвид не боится. Где бы ни плавал. Зато теперь Дэвидбоится лошадей, потому что они столько раз его сбрасывали.

– Эй ты, сопляк! – Дэвид слышал, что онговорил. – Почему меня лошади сбрасывали?

– Не знаю. Это столько раз было, я всего не помню.

– Так вот слушай. Я-то знаю, почему меня сбрасывали. Впрошлом году я ездил на Красотке, а она ухитрялась так раздувать брюхо, когдаей затягивали подпругу, что потом седло сползало на бок вместе со мной.

– А у меня с ней таких неприятностей никогда небыло, – съязвил Эндрю.

– У-у, сатана! – сказал Дэвид. – Она,конечно, полюбила тебя, как все тебя любят. Может, ее надоумили, кто ты такой.

– Я вслух ей читал, что про меня пишут вгазетах, – сказал Эндрю.

– Ну, тогда она, наверно, брала с места вкарьер, – сказал Томас Хадсон. – Вся беда в том, что Дэвид сразу селна ту старую запаленную лошадь. Ее у нас подлечили, а скакать ей было негде, попересеченной местности не очень-то поскачешь.

– А я, папа, не хвалюсь, что усидел бы на ней, –сказал Эндрю.