Детство - Тове Дитлевсен Страница 18

Я одна в гостиной моего детства, где когда-то брат заколачивал гвоздь в доску, пока мама пела, а отец читал запрещенную книгу, которая уже много лет не попадалась мне на глаза. Это было так давно, и я думаю, что тогда была очень счастлива, несмотря на мучительное ощущение бесконечности детства. На стене жена рыбака пристально вглядывается в море. Серьезное лицо Стаунинга обращено ко мне – когда-то очень давно мой Бог принял его облик. Хотя я, как и прежде, буду жить дома, мне кажется, что этой ночью я прощаюсь с комнатой. Мне совсем не хочется ложиться, и сон ко мне не идет. Меня охватывает бескрайняя тоска. Я сдвигаю герани на подоконнике и смотрю на небо, где новорожденная звезда светит в колыбели новой луны, укачивающей ее мягко и нежно между мятежными облаками. Я произношу про себя строчки из «Ледника» Йоханнеса В. Йенсена, которые читала так часто, что помню длинные отрывки наизусть: «Девочка же, убитая на груди матери, светится то вечерней, то утренней звездочкой, беленькой и задумчивой, словно душа ребенка, одиноко играющая сама с собой на путях вечности» ^[11]. Слезы текут по щекам, потому что эти слова всегда заставляют меня думать о Рут, которую я навсегда потеряла. Рут с ее маленьким ртом в форме сердечка и твердым ясным взглядом. Моя потерянная подруга с острым языком и любящим сердцем. Кончилась наша дружба, как кончилось и мое детство. Сейчас с меня облезает последняя шелуха обгоревшей кожи, и под этим слоем проглядывает нескладный, невозможный взрослый. Я читаю стихи в своем альбоме, пока ночь бродит за окном, и, не спросив меня, детство беззвучно падает на самое дно воспоминаний, в эту библиотеку души, где я буду черпать знания и опыт до конца своего существования.