Короткое правление Пипина IV - Джон Эрнст Стейнбек Страница 16

19** год выдался для американского рекламного бизнеса жарким. У «Би Би Ди и компани» работы было по горло — они переписывали американскую конституцию и проталкивали на рынок новое авто типа «гольф-амфибия».

«Райкер, Данлап, Ходжсон и компаньоны» взяли бы заказ во Франции, в принципе, еще осенью, но их ведущие специалисты работали на раскрутке «Нью дент» — новой зубной пасты, способствующей росту зубов.

«Мерчисон и коллеги» занимались нефтепроводом, прозванным в прессе «У-топ», — двадцатичетырехдюймовой трубой, протянутой по морскому дну от Саудовской Аравии до Нью-Джерси, с плавучими насосными станциями через каждые пятьдесят миль. Дело осложнялось постоянным вмешательством мистера Банджера, демократа, сенатора от Нью-Мексико, изводившего всех нелепыми расспросами. Его, видите ли, интересовало, почему ресурсы и материалы армии и флота используются частными компаниями. «Мерчисон и коллеги» проторчали в Вашингтоне большую часть весны и все лето.

Если бы хоть одно из этих крупных агентств не было занято и оказало содействие, коронация прошла бы с меньшими потерями.

Нет такого пера, которое смогло бы в полной мере описать всю роскошь, сумятицу, драматичность, торжественность и безалаберность, царившие пятнадцатого июля на коронации в Реймсе. Газеты посвятили событию не один миллион слов. Всякая газета тиражом больше двадцати тысяч экземпляров выделила полноцветный разворот с фотографиями.

На первой полосе нью-йоркской «Дейли ньюс» красовался четырехдюймовый заголовок «Лягушатники коронуют Пипку».

О коронации написал каждый американский журналист, репортер и внештатный обозреватель.

Конрад Хилтон не упустил случая открыть новый отель «Хилтон-Версаль».

Издатели заранее закупили права на автобиографии всех французских аристократов.

Знаменитая Луэлла Парсонс выпустила передовицу под заголовком «Осчастливит ли Клотильда Голливуд?».

Читателю следует поискать подробности этого великого для Реймса и Парижа дня в тогдашних газетах. Там в деталях описаны и давка в соборе, и галдеж спекулянтов, и сувенирные лавки, забитые дешевыми статуэтками и модельками королевских карет, и колыхающаяся на площади толпа, и пробка по дороге в Реймс, сравнимая разве что с финалом велогонки «Тур де Франс». Одна фирма сколотила капитал на торговле миниатюрными гильотинами.

Сама коронация стала апофеозом хаоса. В последний момент обнаружилось, что забыли о лошадях для королевских карет. Положение спасли парижские живодеры, хотя из-за их щедрости несколько парижских кварталов осталось на три дня без мяса. «Мисс Франция» в образе Жанны д’Арк, в рыцарских доспехах стоявшая рядом с троном, держа в одной руке знамя, в другой меч, потеряла от жары сознание. Во время принятия королевской присяги она с грохотом рухнула наземь, как набитый тарелками комод. Шестеро служек проворно подхватили ее и прислонили к готической колонне. О несчастной мисс вспомнили только поздно вечером.

Коммунисты, повинуясь неодолимому инстинкту, намалевали на стенах собора надпись: «Наполеон, убирайся на Корсику!» — но эта погрешность по отношению к истории и хорошим манерам была воспринята всеми с юмором.

Коронация завершилась к одиннадцати утра, и толпы зевак тотчас ринулись в Париж посмотреть на парад. Процессия должна была стартовать от площади Согласия к Триумфальной арке в два. Начался парад в пять.

Все места у окон, выходящих на Елисейские поля, были распроданы задолго до пятнадцатого июля. За место на карнизе брали пять тысяч франков. Владельцы стремянок получили возможность наслаждаться отпуском в сельской местности еще неделю.

Парад срежиссировали так, чтобы представить и прошлое, и настоящее. Открывали парад пэры Франции в каретах, изукрашенных позолотой и резными ангелочками. За каретами тягачи тянули батарею тяжелой артиллерии, за артиллерией шла рота арбалетчиков в прорезных камзолах и шляпах с плюмажем, за ними — полк драгун в начищенных до блеска кирасах, за драгунами — тяжелые танки и тягачи с ракетами. Следом — цвет рыцарства в полном вооружении, батальон парашютистов с короткоствольными автоматами, королевские министры в мантиях, взвод мушкетеров в панталонах, кружевах, шелковых чулках и украшенных огромными пряжками туфлях на высоченных каблуках. Мушкетеры шествовали, величественно опираясь на подпорки для мушкетов, как на посохи.

А за ними со скрипом катила королевская карета. Пипин Четвертый, задрапированный в пурпурный бархат и горностаи, сидел рядом с утопающей и мехах королевой и по-королевски приветствовал ликующих зрителей. Свистящих и гикающих он, впрочем, приветствовал точно так же.

На перекрестке авеню де Мариньи и Елисейских полей полоумный диссидент выпалил в короля из пистолета, целясь с помощью перископа поверх голов толпы. Пуля угодила в королевскую лошадь. Мушкетер из арьергарда обрезал постромки и доблестно впрягся вместо нее. Карета продолжила путь. За свою доблесть мушкетер (его звали Рауль де Конь) потребовал и получил пожизненный пенсион. За королевской каретой шел оркестр, послы, представители профсоюзов, ветераны, крестьяне в народных костюмах из нейлона, партийные лидеры и предводители дворянства.

Когда наконец королевская карета достигла Триумфальной арки, улицы вокруг площади Согласия еще были запружены желающими увидеть парад. Но все эти детали общеизвестны, ибо освещены прессой в мельчайших подробностях.

Когда королевская карета остановилась у Триумфальной арки, королева Мари повернулась, желая поговорить с августейшим супругом, и обнаружила, что он исчез. Король вставил в мантию свой посох, как подпорку, и благополучно скрылся в толпе.

Спустя несколько часов рассерженная королева обнаружила его сидящим дома на террасе и полирующим окуляр телескопа.

— Чудесно! — сказала она. — Я в жизни не попадала в такую дурацкую ситуацию. Теперь нас весь мир засмеет! Что скажут газеты? Что скажут англичане? Они, конечно, ничего не скажут, но они посмотрят, и ты прочтешь все в их глазах. Они отлично запомнили, как королева вставала и садилась, вставала и садилась тринадцать часов подряд, даже ни разу не выйдя в… Пипин, да прекрати ты наконец полировать эту стекляшку!

— Замолчи, — сказал Пипин тихо.

— Что такое?

— Ты права, но, пожалуйста, замолчи.

— Не понимаю! — вскричала Мари. — Да как ты смеешь приказывать мне?! Кто ты такой?!

— Я — король, — сказал Пипин смущенно скорее себе, чем ей. — Это странно, конечно, но я действительно король.

И поскольку это в самом деле было очевидной истиной, Мари запнулась и посмотрела на него в испуге.

— Да, сир, — только и сказала она.

— Трудно привыкнуть к мысли, что ты король, — сказал король извиняющимся тоном.

Король нервно расхаживал по комнате Шарля Мартеля.

— Ты не отвечаешь на мои звонки. Ты не обращаешь внимания на пневмопочту. Вон у бюста Наполеона лежат три моих письма, посланные с нарочным. Они не вскрыты. Как вы это объясните, месье?