Три жизни - Гертруда Стайн Страница 16

Так что если в один прекрасный день окажется, что у какого-нибудь работящего бедного человека совсем не осталось средств к существованию, ни одна порядочная женщина, у которой скопилось немножко денег, просто не сможет сказать ему нет.

Вот добрая Анна и отдавала всю себя друзьям и незнакомым людям, детям, собакам и кошкам, любому существу, которому требовалась помощь, или которое, по крайней мере, выглядело в достаточной мере несчастным.

Именно так Анна стала помогать цирюльнику и его жене, которые жили за углом и которые почему-то никак не могли свести концы с концами. Они работали на износ, они были бережливые, никаких пороков за ними не водилось, но просто парикмахер был из тех людей, которые физически неспособны делать деньги. Если ему кто-то был должен, на этом долге сразу можно было ставить крест. Если ему выпадал шанс заполучить хорошую работу, он тут же заболевал, и работа проходила мимо него. Собственной его вины во всех этих несчастиях не было ровным счетом никакой, но складывалось такое ощущение, что у него вообще никогда и ничего не выйдет.

Жена у него была светловолосая, худая, бледная, маленькая немка, которой роды давались очень тяжело, и работать она после них принималась слишком рано, и работала до тех пор, пока не падала больная. В общем, сплошное несчастье, точь-в-точь как муж.

Им обоим постоянно требовалась помощь, и требовалось терпение, и добрая Анна давала им и то, и другое.

Еще одна женщина, которой требовалась помощь доброй Анны, попала в беду из-за того, что помогала другим людям.

Брат мужа этой женщины, очень хороший человек, работал в одном магазине, где был чех, который болел чахоткой. Этому человеку становилось все хуже и хуже, и работать он уже не мог, но был при этом не настолько болен, чтобы его поместили в больницу. И эта женщина пустила его жить к себе в дом. Человек он был не слишком приятный и ничуть не был ей благодарен за то, что она для него сделала. Он постоянно кричал на двух ее детей и устраивал по всему дому бог знает какой беспорядок. Доктор сказал, что ему надо есть то-то и то-то, и эта женщина, и брат ее мужа ему все это доставали.

Никаких дружеских чувств или привязанности к этому человеку там и в помине не было, не было даже элементарной симпатии, они были не родственники и приехали из разных стран, но все-таки эта женщина в милой манере, свойственной простым людям, отдавала ему все, что могла, и превратила собственный дом бог знает во что ради человека, который даже не был ей за это благодарен.

Ну и конечно, со временем сама эта женщина тоже попала в беду. Брат ее мужа женился. Муж потерял работу. Денег на то, чтобы снимать дом, у нее не стало. Вот тут и пригодились Аннины накопления.

Так все и шло. Иногда в беду попадала маленькая девочка, а иногда совсем взрослая, до Анны доходил об этом слух, и она всегда старалась подыскать им место.

Бродячих собак и кошек Анна всегда держала у себя до тех пор, пока не удавалось подыскать им хозяев. И всегда старалась заранее разузнать, хорошо ли эти люди относятся к животным.

Изо всей этой череды приблудных тварей Анна не нашла в себе сил расстаться только с юным Питером и с веселым крошкой Шариком. Они остались жить в доме вместе с Анной и мисс Матильдой.

Питер был существом совершенно бесполезным: глупый, дурной, избалованный, трусливый пес. Смех один бы смотреть, как он носится взад-вперед по двору, лает и бросается на стену, когда снаружи оказывается какая-нибудь другая собака, но стоило этой собаке, пусть даже самой крошечной, оказаться по эту сторону забора и бросить на Питера один-единственный взгляд, и Питер тут же бросался со всех ног к Анне и прятался у нее под юбками.

Когда Питера оставляли на первом этаже одного, он принимался выть. «Я совсем один!» — горестно заливался он, и тогда Анне приходилось спускаться вниз и забирать его с собой. Однажды, когда Анна провела несколько дней в доме неподалеку, ей пришлось всю дорогу до этого дома тащить Питера на руках, потому что Питер буквально ошалел от страха, едва оказался на улице. Питер был псина не маленькая, и вот он сидел на крылечке и заливался воем, пока Анна не взяла его на руки, и тащила его на себе всю дорогу. Он был трус, этот Питер, но глаза у него были такие добрые и такие умильные, и красивая голова, как у колли, а шерсть у него была очень плотная, белая и совершенно роскошная, когда ее вымоешь с мылом. А еще Питер никогда не пытался сбежать, и смотрел на тебя своими очаровательными глазами, и любил, когда ему расчесывают шерсть, и забывал тебя, когда ты уходишь надолго, и лаял, едва заслышав самый отдаленный шум.

Его подбросили во двор совсем крошечным щенком, вот и все, что было известно о его происхождении. Добрая Анна души в нем не чаяла и баловала его, как всякая добрая немецкая мать будет баловать собственного сына.

У крошки Шарика характер был совсем другой. Это был маленький такой живчик, которого как будто сшили из обрезков от других собак, весь такой пушистый, серый, и он все время норовил подскочить на метр от пола или перепрыгнуть через этого глупого увальня Питера, и тут же — обратно, но уже под ним, или врезаться на всем скаку в жирную, важную, слепую, сонную Малышку, и тут же унестись бог знает куда за пробежавшей по улице кошкой.

Шарик был милый и веселый маленький песик. Анне он тоже очень нравился, но она никогда не любила его так сильно, как любила трусливого и глупого юного красавчика Питера.

Малышка осталась Анне от прошлой жизни и прочными узами связывала ее с симпатиями прожитых дней. Питер был испорченный, смазливый молодой человек средних лет ее жизни, а Шарик всегда казался ей чем-то вроде игрушки. Анне он нравился, но никогда не затрагивал в ее душе потаенных струн. Шарик просто как-то сам собой приблудился к дому, а потом, когда не получилось в относительно короткие сроки найти ему подходящих хозяев, он просто остался, и все.

У них на кухне сложилась настоящая счастливая семейка, добрая Анна, и Салли, и старенькая Малышка, и молодой олух Питер, и веселый крошка Шарик.

Попугай ушел из Анниной жизни. Она никогда его по-настоящему не любила, и теперь регулярно забывала даже спросить про него, даже когда сама приходила в гости к Дрейтенам.

Миссис Дрейтен была ее подруга, и Анна регулярно ходила к ней в гости по воскресеньям. Миссис Дрейтен, в отличие от вдовы миссис Лентман, никогда не давала ей советов, потому что миссис Дрейтен была от природы женщина мягкая, податливая и вялая, и ей никогда не хотелось влиять на других людей или руководить ими. Но эти две усталые работящие немецкие женщины могли погоревать вдвоем о том, как устроен этот мир, как все печально и какими неправедными путями все в нем происходит. В чем, в чем, а в страданиях миссис Дрейтен разбиралась прекрасно.

В те дни дела у Дрейтенов шли неважно. С детьми-то все было в порядке, но вот отец с его дурным характером и привычкой тратить деньги никак не давал их жизни встать на правильные рельсы.

Бедная миссис Дрейтен по-прежнему страдала от опухоли. Ей теперь было трудно делать даже самую простую работу. Миссис Дрейтен была большая, изможденная, терпеливая немка с мягким лицом, морщинистым и желтовато-коричневым, какое бывает у женщин с мужем-немцем, которого нужно беспрекословно слушаться, и с множеством крепких мальчиков и девочек, которых нужно было выносить и выкормить, и с утра до вечера на ногах, и никакой тебе помощи в трудную минуту.