Село Степанчиково и его обитатели - Федор Достоевский Страница 16

– Это она всегда, как рассердится, возьмет да и броситчто-нибудь на пол, – шептал мне сконфуженный дядя. – Но это только – когдарассердится… Ты, брат, не смотри, не замечай, гляди в сторону… Зачем ты обКоровкине-то заговорил?..

Но я и без того смотрел в сторону: в эту минуту я встретилвзгляд гувернантки, и мне показалось, что в этом взгляде на меня был какой-тоупрек; что-то даже презрительное; румянец негодования ярко запылал на еебледных щеках. Я понял ее взгляд и догадался, что малодушным и гадким желаниеммоим сделать дядю смешным, чтоб хоть немного снять смешного с себя, я не оченьвыиграл в расположении этой девицы. Не могу выразить, как мне стало стыдно!

– А я с вами все о Петербурге, – залилась опять АнфисаПетровна, когда волнение, произведенное разбитой чашкой, утихло. – Я с таким,можно сказать, нас-лаж-дением вспоминаю нашу жизнь в этой очаровательнойстолице… Мы были очень близко знакомы тогда с одним домом – помнишь, Поль?генерал Половицын… Ах, какое очаровательное, о-ча-ро-вательное существо былогенеральша! Ну, знаете, этот аристократизм, beau monde!.. Скажите: вы,вероятно, встречались… Я, признаюсь, с нетерпением ждала вас сюда: я надеяласьот вас многое, многое узнать о петербургских друзьях наших…

– Мне очень жаль, что я не могу… извините… Я уже сказал, чтоочень редко был в обществе, и совершенно не знаю генерала Половицына; даже неслыхивал, – отвечал я с нетерпением, внезапно сменив мою любезность начрезвычайно досадливое и раздраженное состояние духа.

– Занимался минералогией! – с гордостью подхватилнеисправимый дядя. – Это, брат, что камушки там разные рассматривает,минералогия-то?

– Да, дядюшка, камни…

– Гм… Много есть наук, и все полезных! А я ведь, брат, поправде, и не знал, что такое минералогия! Слышу только, что звонят где-то начужой колокольне. В чем другом – еще так и сяк, а в науках глуп – откровеннокаюсь!

– Откровенно каетесь? – подхватил, ухмыляясь Обноскин.

– Папочка! – вскрикнула Саша, с укоризной смотря на отца.

– Что, душка? Ах, боже мой, я ведь все прерываю вас, АнфисаПетровна, – спохватился дядя, не поняв восклицания Сашеньки. – Извините, радиХриста!

– О, не беспокойтесь! – отвечала с кисленькою улыбочкойАнфиса Петровна. – Впрочем, я уже все сказала вашему племяннику и заключу разветем, monsieur Serge, – так, кажется? – что вам решительно надо исправиться. Яверю, что науки, искусства… ваяние, например… ну, словом, все эти высокие идеиимеют, так сказать, свою о-ба-я-тельную сторону, но они не заменят дам!..Женщины, женщины, молодой человек, формируют вас, и потому без них невозможно,невозможно, молодой человек, не-воз-можно!

– Невозможно, невозможно! – раздался снова несколькокрикливый голос Татьяны Ивановны. – Послушайте, – начала она, как-то детскиспеша и, разумеется, вся покраснев, – послушайте, я хочу вас спросить…

– Что прикажете-с? – отвечал я, внимательно в неевглядываясь.

– Я хотела вас спросить: надолго вы приехали или нет?

– Ей-богу, не знаю-с; как дела…

– Дела! Какие у него могут быть дела?.. О безумец!..

И Татьяна Ивановна, краснея донельзя и закрываясь веером,нагнулась к гувернантке и тотчас же начала ей что-то шептать. Потом вдругзасмеялась и захлопала в ладоши.

– Постойте! постойте! – вскричала она, отрываясь от своейконфидантки и снова торопливо обращаясь ко мне, как будто боясь, чтоб я неушел, – послушайте, знаете ли, что я вам скажу? вы ужасно, ужасно похожи наодного молодого человека, о-ча-ро-ва-тельного молодого человека!.. Сашенька,Настенька, помните? Он ужасно похож на того безумца – помнишь, Сашенька! еще мыкатались и встретили… верхом и в белом жилете… еще он навел на меня свойлорнет, бесстыдник! Помните, я еще закрылась вуалью, но не утерпела, высунуласьиз коляски и закричала ему: «бесстыдник!», а потом бросила на дорогу мой букет…Помнишь, Настенька?

И полупомешанная на амурах девица вся в волнении закрылалицо руками; потом вдруг вскочила с своего места, порхнула к окну, сорвала сгоршка розу, бросила ее близ меня на пол и убежала из комнаты. Только ее ивидели! В этот раз произошло даже некоторое замешательство, хотя генеральша,как и в первый раз, была совершенно спокойна. Анфиса Петровна, например, былане удивлена, но как будто чем-то вдруг озабочена, и с тоской посмотрела насвоего сына; барышни покраснели, а Поль Обноскин, с какою-то непонятною тогдадля меня досадою, встал со стула и подошел к окну. Дядя начал было делать мнезнаки, но в эту минуту новое лицо вошло в комнату и привлекло на себя всеобщеевнимание.

– А! вот и Евграф Ларионыч! легок на помине! – закричалдядя, нелицемерно обрадовавшись. – Что, брат, из города?

«Ну, чудаки! их как будто нарочно собирали сюда!» – подумаля про себя, не понимая еще хорошенько всего, что происходило перед моимиглазами, не подозревая и того, что и сам я, кажется, только увеличил коллекциюэтих чудаков, явясь между ними.