Слишком поздно - Алан Александр Милн Страница 13
Слишком поздно - Алан Александр Милн читать онлайн бесплатно
4
Лучшего папиного приятеля звали доктор Уиллис, и в нашем присутствии он никогда не называл его иначе. Хотя уверен, что, оставаясь наедине, они обращались друг к другу запросто: Милн и Уиллис. Редко кто из викторианцев звал друг друга по имени. После двадцати лет дружбы Ватсон так и не стал для Холмса Джоном.
Доктор Уиллис жил на Вест-Энд-лейн. Он сотрудничал с нашим доктором Мортоном, жена которого обращалась к нему не иначе как мистер Уиллис: ее муж был доктором медицины, а доктор Уиллис всего лишь хирургом.
Доктор Уиллис был человеком порывистым и увлекающимся, ровесники его обожали. Внешне он весьма походил на персонажа «Трильби» — художника Таффи, разделяя с ним страсть к спортивным упражнениям. В своем кабинете доктор по собственным чертежам соорудил горизонтальные перекладины, и субботними вечерами близкие друзья доктора, попрощавшись с миссис Уиллис, могли там отжиматься и подтягиваться. У доктора была теория, согласно которой большинство поганок пригодны в пищу, главное — уметь их готовить, и он охотно возглавлял экспедиции в лес за грибами. Особенно зловещие экземпляры ядовитых грибов звались «чернильными», хотя вряд ли это их официальное название. Впрочем, к чести доктора Уиллиса нужно признать, что он никогда не ставил эксперименты на гостях — исключительно на собственном семействе.
Именно доктор Уиллис приобщил папу к велосипеду. Во время длинных велосипедных прогулок они обменивались размышлениями о жизни.
«Как-то раз во время прогулки доктор Уиллис сказал мне…» — папа часто начинал этой фразой свои рассказы, а мы с Кеном переглядывались, гадая, какая история за этим последует. Иногда присказка менялась: «Как-то раз я сказал доктору Уиллису…»
Должно быть, однажды доктор Уиллис сказал папе: «Употреблять в пищу поганки следует большему количеству людей», или папа заметил: «Разве природа не восхитительна?» Так или иначе, доктор Уиллис где-то прослышал — а возможно, и сам их организовал — о ботанических лекциях. У затеи оказалось около двух десятков ревностных последователей, включая папу, Кена и меня.
Мы встречались в условленном месте и дальше следовали за лектором, причем мы с Кеном старались затеряться в хвосте процессии. Однажды мы что-то перепутали — поезд, место встречи или ее дату — и провели отличный вечер на берегу реки: втроем, никаких пестиков и тычинок, только болтовня и игры на свежем воздухе. После того случая каждый четверг мы молились, чтобы что-нибудь расстроило очередную лекцию, но небеса лишь однажды вняли нашим мольбам. В тот день папа не смог нас сопровождать. Мы встретились у Хайгейт-Вудс — в месте, где нетрудно заблудиться, будь ты хоть самый страстный любитель пестиков и тычинок, и, отстав от группы, валялись на земле, гоняя гусениц, пока приближающийся голос лектора не предупредил нас, что пора уносить ноги.
Может показаться, что я питал не слишком нежные чувства к ботанике. Возможно, в тот раз нам просто не повезло с лектором. Позднее мне представилась еще одна возможность ее полюбить, ибо в Хенли-Хаус впервые появился молодой дипломированный биолог.
Как утверждает он в своей автобиографии, биологом был не кто иной, как сам Герберт Уэллс. После опубликования его выдающейся книги газетчики захотели узнать у меня, помню ли я его в те дни.
Я ответил, что обязан ему всей ботаникой, которую так и не выучил.
«Да, ответил нам мистер Милн, — писали газеты на следующее утро, — всем, что я знаю о ботанике, я обязан ему».
Герберт Джордж Уэллс — выдающийся писатель и преданный друг, и я действительно многим ему обязан. Главным образом я ценю то дружеское расположение, которое он всегда питал к моему отцу, но учительство не было его коньком. Для преподавателя он был слишком умен и нетерпелив. Лишь однажды, когда юный учитель вскрывал лягушку, ему удалось полностью завладеть вниманием класса, однако школьной жизни редко удается задержаться на таких вершинах. К счастью, в следующий раз мы встретились в школьной газете, где Герберт Уэллс пару лет разминался и накачивал мускулы перед тем, как совершить прыжок в мир литературы.
1
Лучшая часть нашей жизни проходила летом, и только благодаря летним каникулам я могу сопоставить даты. «Это было тогда, когда мы остановились в Лимпсфилде; в год, когда мы жили в Сифорде, мне отрезали волосы».
Первое лето, которое я запомнил, мы провели в Кобеме: Кобеме мистера Пиквика, или, если хотите, лорда Дарнли. 1888 год. Мне — шесть лет.
В детстве я часто болел, ничего серьезного, но уроки пропускал. Полагаю, отчасти мои хвори случались от переедания, отчасти их причиной было то, что я считался любимцем отца. Родители с радостью хватались за предлог побаловать младшенького. Так и вижу себя в большой маминой кровати, в тревоге ожидающего прихода Кена, которому велено поцеловать меня на ночь. Не то чтобы он — равно как и я — к этому стремился, однако родители отправили его «пожелать Алану спокойной ночи», и мы оба с ужасом понимаем, что поцелуя не избежать. Превозмогая отвращение, мы целуемся, Кен выскакивает из спальни, и ничего не подозревающая мама кладет руку мне на лоб, проверяя температуру. Странно, но она снова подскочила.
Однако в 1888 году я действительно болен. Шишку на шее, которую я нащупал, доктор Мортон называет воспалением желез, и меня вместе с Би отсылают в Маргейт за свежим морским воздухом. Возможно, не только за ним, но пока, что бы ни затевалось за его спиной, обреченный на казнь беззаботно возится в песке. Две недели спустя приезжает папа и отводит меня к доктору Тревису, брату великого сэра Фредерика. Доктор решает оперировать на следующий день.
Остальным больным будет интересно узнать, что:
1. Я с самого приезда папы знал, что мне предстоит, и в приемной доктора трясся от страха.
2. Хотя я понимал, что случится вскоре, когда вечером мы с папой и Би устроили на пляже пикник, а после ходили смотреть на маяк, ничто не омрачало моего счастья.
3. Назавтра я почти безропотно шагнул в операционную.
4. На следующее утро я снова испугался, но когда снимали бинты, не плакал и впоследствии страшно собой гордился.
Наступил август и, распрощавшись с доктором Тревисом, мы с Би воссоединились с остальным семейством в Кобеме. Барри и Кен страшно обрадовались моему возвращению и уже на следующее утро решили показать мне окрестности. Выступили мы в шесть, я был весь в бинтах и лопался от гордости, а Барри и Кен, нарезая круги вокруг, взахлеб рассказывали мне о местных диковинках.
Оказывается, неподалеку есть замок, и завтра мы туда отправимся, а сегодня осмотрим его снаружи. Несмотря на то что я был внутри маяка (а они — нет), меня переполнял энтузиазм. Далеко ли до замка? Еще как.
Тут Кен запнулся, опустил глаза и буркнул, что проглотил муху, но звук, который вырвался у него изо рта, больше походил на смешок, чем на кашель. Я решил, что до замка не так уж далеко, и просчитался. Мы шли и шли, а конца пути было не видать.
Наконец мы добрались до цели.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments