Книга снобов, написанная одним из них - Уильям Теккерей Страница 12

Неискушенному читателю, должно быть, часто казалось удивительным, что армия, самое продажное из всех наших политических установлений, тем не менее отличается на поле брани: и мы с радостью воздадим должное Григу и ему подобным за доблесть, которую они проявляют, когда этого требуют обстоятельства. Аристократические полки герцога Веллингтона сражались не хуже других (говорят, даже лучше других, но это чепуха). Сам великий герцог был когда-то денди и пользовался протекцией, так же как и Мальборо до него. Но это доказывает только то, что денди так же храбры, как и другие британцы — как все британцы. Будем считать, что высокородный Григ брал укрепления Собраона ^[42] не менее храбро, чем капрал Уоллоп, бывший пахарь.

Время войны более благоприятствует ему, чем мирное время. Подумайте о том, каково живется Григу в Артиллерийском гвардейском полку, или в гвардейской пехоте, подумайте о походах из Виндзора в Лондон, из Лондона в Виндзор, из Найтсбриджа в Риджент-парк, об идиотской службе, которую приходится ему нести: следить за выправкой своей роты, за состоянием лошадей в конюшне, командовать: «На пле-ечо! Шагом ма-арш!» — это все такие обязанности, с какими в состоянии справиться даже самый ограниченный ум, когда-либо достававшийся смертному. Профессиональные обязанности лакея и то более сложны и разнообразны. Красные куртки, которые сторожат господских лошадей на Сент-Джеймс-стрит, могли бы выполнять эту работу ничуть не хуже пустоголовых, добродушных и рахитичных поручиков, которые фланируют по Пэл-Мэл в сапожках на высоком каблуке или собираются к одиннадцати часам под звуки оркестра вокруг полкового знамени на площади перед дворцом. Приходилось ли любезному читателю видеть, как один из этих молодых людей шатается под тяжестью древка или, самое главное, как он салютует знамени? Стоит прогуляться до дворца, чтобы видеть своими глазами это великолепное шутовство.

Я имел честь раза два встретиться с пожилым джентльменом, в котором вижу образец армейской муштры и который всю свою жизнь служил в самых аристократических полках или командовал ими. Я имею в виду генерал-лейтенанта сэра Джорджа Тафто, К. О. Б., К. Б. М., К. Г., К. С. В., и т. д. и т. д. ^[43] Его манеры во всех отношениях безупречны; в обществе это совершенный джентльмен и закопченный сноб.

Человек не может уйти от собственной глупости, как бы ни был он стар, и сэр Джордж в шестьдесят восемь лет является ослом в большей степени, чем в пятнадцать, когда он впервые вступил в ряды армии. Где он только не отличался: его имя упоминается с похвалой в десятках бюллетеней; да что там, ведь он — тот самый человек, грудь которого, подложенная ватой и блистающая множеством орденов, была уже представлена читателю. Какими добродетелями обладает сей удачливый джентльмен — это я затрудняюсь сказать. За всю свою жизнь он не прочел ни одной книги, и до сих пор его багровые подагрические пальцы пишут ученическим почерком. Он дожил до старости и до седых волос, однако никому не внушает почтения. Одевается он и до сего времени, как самый бесшабашный юнец, шнурует и обкладывает подушечками свой дряхлый остов, как будто он и сейчас все тот же красавец Джордж Тафто 1800 года. Он эгоист, грубиян, ругатель и обжора. Любопытно видеть его за столом, следить, как он задыхается, стянутый корсетом, и взирает на свой обед жадными, налитыми кровью глазками. В разговоре он часто бранится, а после обеда рассказывает непристойные казарменные анекдоты. Во внимание к его чинам и заслугам люди оказывают этой звездоносной титулованной старой скотине некоторое уважение, а он смотрит на нас с вами сверху вниз и выражает свое презрение к нам с дурацкой и бесхитростной прямотой, что бывает весьма забавно наблюдать. Может быть, если б его готовили для какой-либо другой профессии, из него не вышло бы такой малопочтенной старой развалины. Но для какой же другой профессии? Ни на что иное он не годился: неисправимый лентяй и тупица во всяком ремесле, кроме этого, он отличался по службе как хороший, доблестный офицер, а в частной жизни — как наездник, собутыльник, дуэлянт и обольститель женщин. Он считает себя одним из самых достойных и заслуженных людей на свете. После полудня где-нибудь около площади Ватерлоо вы можете видеть, как он ковыляет в своих лакированных сапожках, с вожделением заглядывая под шляпки встречных женщин. Когда он умрет от апоплексии, «Таймс» напечатает четверть столбца о его боевых заслугах — ведь только перечисление его титулов и орденов займет четыре строки — и земля укроет одного из самых дрянных и глупых старикашек, какие только по ней ходили.

Для того чтобы меня не сочли закоренелым мизантропом, которому ничем не угодишь, я позволю себе высказать уверенность в том, что отнюдь не вся армия состоит из таких экземпляров, как вышеописанный. Он был выбран единственно как образец удачливого и чванного армейского сноба, к которому не мешает приглядеться и штатским и военным. Нет, когда эполетами перестанут торговать, когда отменят телесные наказания и у капрала Смита будет столько же шансов получить награду за доблесть, сколько у поручика Грига; когда не будет больше таких чинов, как «прапорщик» и «поручик» (наличие коих является нелепой аномалией и оскорблением для всей остальной армии), то, ежели не будет войны, я и сам не прочь сделаться генерал-майором.

В моем портфеле имеется еще целая пачка армейских снобов, но я отложу наступление на военных до следующей недели.