Вендетта, или История всеми забытого - Мария Корелли Страница 12

Тут он запустил свои длинные худые пальцы в большой ящик, доверху наполненный разномастным тряпьем, безостановочно бормоча себе под нос. Я молча стоял рядом и размышлял над его словами. «Ты хоть и стар, но весел». Что он имел в виду, называя меня старым? Он, наверное, слепой, подумал я, или же на старости лет выжил из ума.

Старик вдруг поднял взгляд.

– Если говорить о холере, – произнес он, – то она не всегда поступает мудро. Вот вчера она совершила глупость – страшную глупость. Она унесла одного из богатейших людей в округе, да еще и молодого, сильного и смелого – похоже, он вообще не собирался умирать. Холера прихватила его утром, а не успело сесть солнце, как его заколотили в гроб и поместили в большой семейный склеп. Холодное жилище, и меблировано куда хуже, чем его мраморная вилла вон там, на холме. Услышав эту новость, я заявил Святой Деве, что она злодейка. О да! Я упрекнул ее во весь голос: она же женщина, да к тому же капризная, и хороший выговор урезонил бы ее. Сами посудите! Я друг Господу и холере, но оба они сделали глупость, прибрав графа Романи.

Я вздрогнул, но быстро взял себя в руки и принял равнодушный вид.

– И в самом деле! – беспечно отозвался я. – Однако скажите, кто он был такой, чтобы не заслужить такой же смерти, что и остальные?

Старик немного выпрямился и впился в меня пристальным взглядом своих черных глаз.

– Кто он был такой?! Кто он был такой?! – визгливо вскричал он. – Ах, он! Сразу видно, что вы ничего не знаете о Неаполе. Вы не слышали о богаче Романи? Так знайте, я хотел бы, чтобы он жил. Он был умен и смел, но я не от этого ему завидую, нет. Он был добр к беднякам, сотни франков жертвовал на благотворительность. Я частенько его видел и видел его свадьбу. – И тут его иссохшее лицо исказилось невероятной злобой. – Фу! Ненавижу его жену – нежную и изящную, словно белая змея! Я смотрел на них обоих, стоя на углу, когда они проезжали в своей роскошной карете, и гадал, чем все это кончится, кто из них одержит победу. Мне хотелось, чтобы победил он, я бы помог ему ее убить, да! Но святые на сей раз ошиблись, ибо он умер, а эта ведьма получила все. О да! На этот раз Бог и холера совершили глупость.

Я слушал старого негодника с нарастающим отвращением и в то же время с некоторым любопытством. «С чего бы ему ненавидеть мою жену? – подумал я. – Разве только он и впрямь ненавидит молодость и красоту», – что, скорее всего, так и было. А если он видел меня так часто, как утверждает, то наверняка должен знать меня в лицо. Отчего же он теперь не узнал меня? Развивая эту мысль, я спросил:

– А каков он был из себя, этот граф Романи? Вы говорите, что он был симпатичным. А был ли он высоким или низким, брюнетом или блондином?

Откинув со лба непокорную седую прядь, старьевщик протянул вперед пожелтевшую, похожую на клешню руку, словно указывая на какое-то далекое видение.

– Красавец! – воскликнул он. – Смотреть на него – одно загляденье! Стройный, прямо как вы! И такой же высокий! И широкоплечий! Но глаза у вас запавшие и тусклые, а у него были огромные и сверкающие. У вас лицо бледное и осунувшееся, а у него оно было смуглое, круглое и пышущее здоровьем. Волосы у него были черные и блестящие, черные как смоль, а у вас, друг мой, – белее снега.

При его последних словах я в ужасе отшатнулся, словно от удара током! Неужели я так изменился? Возможно ли, чтобы ужасы одной проведенной в склепе ночи оставили на мне столь жуткий отпечаток? У меня белые волосы? У меня? Я ушам своим не верил. Если это так, возможно, Нина меня не узнает или даже придет в ужас от моего вида. Сам Гвидо может засомневаться, я ли перед ним. Хотя в этом случае мне нетрудно будет доказать, что я действительно Фабио Романи, – даже если придется показать склеп и свой взломанный гроб. Пока я прокручивал все эти мысли у себя в голове, старик продолжал бормотать:

– Ах, да, да! Он был прекрасным человеком, к тому же сильным. Я всегда восхищался его силой. Он мог сжать нежную шейку своей женушки большим и указательным пальцами и свернуть ее – вот так! Тогда бы она перестала ему врать. Мне хотелось, чтобы он это сделал, и я этого ждал. И, разумеется, он бы так и поступил, если бы остался жить. Вот почему мне жаль, что он умер.

Чудовищным усилием воли я взял себя в руки и постарался говорить со старым негодяем спокойно.

– А почему вы так ненавидите графиню Романи? – сурово спросил я. – Она сделала вам что-то плохое?

Он выпрямился, насколько смог, и посмотрел мне прямо в глаза.

– Слушайте, вы! – ответил он, растянув губы в злобной ухмылке. – Я вам расскажу, почему я ее ненавижу, да, расскажу, потому что вы мужчина, и мужчина сильный. Сильные мужчины мне по нраву – их иногда дурят женщины, это верно, – но потом они могут отомстить. Когда-то я тоже был сильным. А вы хоть и старый, но любите хорошую шутку, так что все поймете. Графиня Романи не сделала мне ничего плохого. Лишь однажды надо мной посмеялась. Это произошло, когда ее лошади сбили меня на улице. Я больно ударился, но увидел, как раздвинулись ее красные губы, обнажив сверкнувшие белоснежные зубки. У нее детская улыбка – любой вам скажет – и такая невинная! Меня подняли, ее карета покатила дальше. Мужа с ней не было – он бы повел себя по-другому. Но это не имеет значения, говорю вам: она рассмеялась, и тут я сразу заметил сходство.

– Сходство?! – нетерпеливо воскликнул я, потому что его рассказ меня раздражал. – Какое сходство?

– Между ней и моей женой, – ответил торговец, вперив в меня свой жестокий взгляд, в котором закипала злоба. – О да! Я знаю, что такое любовь. А еще я знаю, что Бог имел очень малое отношение к сотворению женщины. Прошло много времени, прежде чем даже Он смог отыскать Святую Деву. Да-да, я знаю! Говорю вам, что женился на создании прекрасном, как утро весной, с маленькой головкой, которая, казалось, склонялась, словно цветок, под тяжестью волос цвета солнечных лучей. А глаза! Как у младенца, когда тот глядит на тебя и просит его поцеловать. Однажды, вернувшись после отсутствия, я нашел ее безмятежно спящей… Да! На груди чернобрового уличного певца из Венеции, симпатичного такого парня и храброго, как молодой лев. Он увидел меня и вскочил, чтобы вцепиться мне в глотку. Я повалил его на пол и уперся коленом ему в грудь. Она проснулась и смотрела на нас, слишком испуганная, чтобы заговорить или закричать. Она лишь дрожала и тихонько стонала, как избалованный ребенок. Я посмотрел на ее любовника, распростертого у моих ног, и улыбнулся. «Тебя я не трону, – сказал я. – Если бы она не согласилась, не видать бы тебе победы. Тебя прошу лишь об одном – остаться здесь еще ненадолго». Он смотрел на меня, не говоря ни слова. Я связал ему руки и ноги так, чтобы он не смог пошевелиться. Потом взял нож и подошел к ней. Ее голубые глаза широко раскрылись и заблестели, она смотрела на меня умоляющим взглядом, заламывала свои маленькие ручки, дрожала и стонала. Я глубоко вонзил острое блестящее лезвие в ее нежное белое тело, ее любовник отчаянно вскрикнул, и кровь из ее сердца хлынула алым потоком, окрасив яркими пятнами ее белое одеяние. Она взмахнула руками и замертво рухнула на подушки. Я вытащил нож и разрезал связывавшую венецианца веревку. Потом протянул ему клинок.