Старик и море - Эрнест Хемингуэй

Старик рыбачил один на своей лодке вГольфстриме. Вот уже восемьдесят четыре дня он ходил в море и не поймал ниодной рыбы. Первые сорок дней с ним был мальчик. Но день за днем не приносилулова, и родители сказали мальчику, что старик теперь уже явно salao, то есть«самый что ни на есть невезучий», и велели ходить в море на другой лодке,которая действительно привезла три хорошие рыбы в первую же неделю. Мальчикутяжело было смотреть, как старик каждый день возвращается ни с чем, и онвыходил на берег, чтобы помочь ему отнести домой снасти или багор, гарпун иобернутый вокруг мачты парус. Парус был весь в заплатах из мешковины и,свернутый, напоминал знамя наголову разбитого полка.

Старик был худ и изможден, затылок егопрорезали глубокие морщины, а щеки были покрыты коричневыми пятнами неопасногокожного рака, который вызывают солнечные лучи, отраженные гладью тропическогоморя. Пятна спускались по щекам до самой шеи, на руках виднелись глубокиешрамы, прорезанные бечевой, когда он вытаскивал крупную рыбу. Однако свежихшрамов не было. Они были стары, как трещины в давно уже безводной пустыне.

Все у него было старое, кроме глаз, а глазабыли цветом похожи на море, веселые глаза человека, который не сдается.

– Сантьяго, – сказал ему мальчик, когда онивдвоем поднимались по дороге от берега, где стояла на причале лодка, – теперь яопять могу пойти с тобой в море. Мы уже заработали немного денег.

Старик научил мальчика рыбачить, и мальчик еголюбил.

– Нет, – сказал старик, – ты попал насчастливую лодку. Оставайся на ней.

– А помнишь, один раз ты ходил в море целыхвосемьдесят семь дней и ничего не поймал, а потом мы три недели кряду каждыйдень привозили по большой рыбе.

– Помню, – сказал старик. – Я знаю, ты ушел отменя не потому, что не верил.

– Меня заставил отец, а я еще мальчик и долженслушаться.

– Знаю, – сказал старик. – Как же иначе.

– Он-то не очень верит.

– Да, – сказал старик. – А вот мы верим.Правда?

– Конечно. Хочешь, я угощу тебя пивом наТеррасе? А потом мы отнесем домой снасти.

– Ну что ж, – сказал старик. – Ежели рыбакподносит рыбаку…

Они уселись на Террасе, и многие рыбакиподсмеивались над стариком, но он не был на них в обиде. Рыбакам постарше былогрустно на него глядеть, однако они не показывали виду и вели вежливый разговоро течении, и о том, на какую глубину они забрасывали леску, и как держитсяпогода, и что они видели в море. Те, кому в этот день повезло, уже вернулись слова, выпотрошили своих марлинов и, взвалив их поперек двух досок, взявшись подвое за каждый конец доски, перетащили рыбу на рыбный склад, откуда ее должныбыли отвезти в рефрижераторе на рынок в Гавану. Рыбаки, которым попались акулы,сдали их на завод по разделке акул на другой стороне бухты.

Там туши подвесили на блоках, вынули из нихпеченку, вырезали плавники, содрали кожу и нарезали мясо тонкими пластинкамидля засола.

Когда ветер дул с востока, он приносил вонь сакульей фабрики; но сегодня запаха почти не было слышно, потому что ветерпеременился на северный, а потом стих, и на Террасе было солнечно и приятно.

– Сантьяго, – сказал мальчик.

– Да? – откликнулся старик. Он смотрел на свойстакан с пивом и вспоминал давно минувшие дни.

– Можно, я наловлю тебе на завтра сардин?

– Не стоит. Поиграй лучше в бейсбол. Я еще саммогу грести, а Роджелио забросит сети.

– Нет, дай лучше мне. Если мне нельзя с тобойрыбачить, я хочу помочь тебе хоть чем-нибудь.

– Да ведь ты угостил меня пивом, – сказалстарик. – Ты уже взрослый мужчина.

– Сколько мне было лет, когда ты первый развзял меня в море?

– Пять, и ты чуть было не погиб, когда явтащил в лодку совсем еще живую рыбу и она чуть не разнесла все в щепки,помнишь?

– Помню, как она била хвостом и сломала банкуи как ты громко колотил ее дубинкой. Помню, ты швырнул меня на нос, где лежалимокрые снасти, а лодка вся дрожала, и твоя дубинка стучала, словно рубилидерево, и кругом стоял приторный запах крови.

– Ты правда все это помнишь, или я тебе потомрассказывал?

– Я помню все с самого первого дня, когда тывзял меня в море.

Старик поглядел на него воспаленными отсолнца, доверчивыми и любящими глазами:

– Если бы ты был моим сыном, я бы и сейчас рискнулвзять тебя с собой. Но у тебя есть отец и мать и ты попал на счастливую лодку.

– Давай я все-таки схожу за сардинами. И язнаю, где можно достать четырех живцов.

– У меня еще целы сегодняшние. Я положил их вящик с солью.

– Я достану тебе четырех свежих.

– Одного, – возразил старик.

Он и так никогда не терял ни надежды, ни верыв будущее, но теперь они крепли в его сердце, словно с моря подул свежий ветер.

– Двух, – сказал мальчик.

– Ладно, двух, – сдался старик. – А ты их,часом, не стащил?

– Стащил бы, если бы понадобилось. Но я ихкупил.

– Спасибо, – сказал старик.

Он был слишком простодушен, чтобы задуматься отом, когда пришло к нему смирение. Но он знал, что смирение пришло, не принесяс собой ни позора, ни утраты человеческого достоинства.

– Если течение не переменится, завтра будетхороший день, – сказал старик.

– Ты где будешь ловить?

– Подальше от берега, а вернусь, когдапеременится ветер. Выйду до рассвета.

– Надо будет уговорить моего тоже отойтиподальше. Если тебе попадется очень большая рыба, мы тебе поможем.

– Твой не любит уходить слишком далеко отберега.

– Да, – сказал мальчик. – Но я уж высмотрючто-нибудь такое, чего он не сможет разглядеть, – ну хотя бы чаек. Тогда егоможно будет уговорить отойти подальше за золотой макрелью.

– Неужели у него так плохо с глазами?

– Почти совсем ослеп.

– Странно. Он ведь никогда не ходил зачерепахами. От них-то всего больше и слепнешь.