Влияние морской силы на историю. C предисловием Николая Старикова - Альфред Тайер Мэхан Страница 99

Прибыв к берегу Георгии 1 сентября, д’Эстен застиг англичан совершенно врасплох; но роковой недостаток быстроты, который и ранее отмечал действия этого весьма смелого человека, опять помешал ему воспользоваться своей удачей. Замешкавшись сначала перед Саванной, он пропустил много драгоценных дней, за которыми опять последовала перемена условий, – и приближение сезона плохой погоды побудило его перейти от слишком медленных действий к преждевременному нападению. В последнем он выказал свою обычную храбрость, сражаясь во главе колонны, как сделал это и американский генерал; но результатом было кровавое поражение. Осада была снята, и д’Эстен тотчас же отплыл во Францию, не только отказавшись от своего проекта нападения на Нью-Йорк, но и покинув Южные Штаты на произвол неприятеля. Возможное значение помощи морских сил Франции, раздразнившей, таким образом, надежды американцев только для того, чтобы быть отозванной, – было продемонстрировано действиями англичан, которые в спешке покинули Ньюпорт, когда узнали о присутствии поблизости от него французского флота. Отозвание их оттуда было решено уже ранее, но появление д’Эстена обратило уход их в бегство.

После ухода д’Эстена, а с ним и всего французского флота из Америки, – ибо корабли, не ушедшие назад во Францию, возвратились в Вест-Индию, – англичане возобновили нападения на Южные Штаты, которые на короткое время были прекращены.

Флот и армия вышли из Нью-Йорка в Георгию в последние недели 1779 г. и, собравшись в Тайби (Tybee), двинулись в Чарлстон через Эдисто (Edisto). Бессилие американцев на море не позволило им помешать этим передвижениям, за исключением одиночных попыток крейсеров, которые перехватили несколько отсталых транспортов, дав еще один урок малозначительности крейсерской войны как таковой.

Осада Чарлстона началась в конце марта, причем английские корабли скоро прошли через бар и мимо форта Моультри (Moultrie) без значительных повреждений и стали на якорь в расстоянии пушечного выстрела от него. Форт Моультри через весьма короткое время и без затруднений был взят с суши, и сам город сдался 12 мая, после сорокадневной осады. Весь штат был после того быстро занят войсками и приведен к подчинению.

К остаткам флота, плававшего под командой д’Эстена, присоединилось подкрепление из Франции, под начальством графа де Гишена (de Guichen), который принял главное командование в Вест-Индских морях 22 марта 1780 г. На следующий день он отплыл к С.-Лючии, надеясь застичь ее неподготовленной; но суровый, закаленный в боях старый адмирал традиционного английского типа, сэр Гайд Паркер (Hyde Parker), так расположил там на якорях свои шестнадцать кораблей, что Гишен не решился атаковать их со своими двадцатью двумя. Случай, если он и был, не повторился. Де Гишен, возвратившись на Мартинику, стал там на якорь 27-го, и в тот же самый день с Паркером соединился новый английский главнокомандующий Родней.

Этот впоследствии прославившийся, но тогда еще только известный адмирал имел шестьдесят два года от роду в то время, как принял на себя командование, принесшее ему бессмертную славу. При замечательном мужестве и знании своего дела он имел сумасбродные, если не порочные привычки, и денежные затруднения держали его в изгнании во Франции в то время, когда началась война. Хвастовство его тем, что он мог бы справиться с французским флотом, если бы обстоятельства позволили ему возвратиться в Англию, заставило одного слышавшего это французского дворянина принять на себя его долги, из побуждений, обусловленных в одинаковой степени чувствами рыцарства и оскорбленного национального самолюбия. По возвращении на родину он получил командование флотом и двадцать линейных кораблей и отплыл с ним в январе 1780 г. на выручку осажденного Гибралтара. Близ Кадикса, благодаря своей обычной удаче, вошедшей в поговорку, он встретился с испанским флотом из одиннадцати линейных кораблей, которые неразумно держались прежнего курса до тех пор, пока бежать было уже слишком поздно ^[135].

Дав сигнал общей погони и зайдя неприятелю под ветер, оказавшись между ним и портом его следования, Родней, несмотря на темную и бурную ночь, успел взорвать один корабль и захватить шесть. Поспешив затем дальше, он выручил Гибралтар, поставив его в полную безопасность от недостатка в чем-либо, а затем, оставив там свои призы и большую часть флота, отплыл с остальной на свою базу.

В противоположность своей блестящей личной храбрости и профессиональному искусству, – в области тактики он далеко опередил своих современников в Англии, – Родней как главнокомандующий принадлежал скорее к сдержанной, осторожной школе французских тактиков, чем к стремительной, напористой школе Нельсона. Как в Турвиле мы видели переход от отчаянной тактики бойцов семнадцатого столетия, никогда не желавших оставить своего врага, к формальной, искусственной, можно даже сказать, мелочной, парадной тактике восемнадцатого столетия, – так в Роднее мы увидим переход от этих церемониальных поединков к действиям, которые, будучи весьма искусными по замыслу, всегда преследовали серьезные цели. Ибо было бы несправедливо сравнивать Роднея с французскими адмиралами его времени. С искусством, которое де Гишен признал, как только они скрестили шпаги, Родней наносил суровые удары, не признавая ложных выпадов. Какие бы благоприятные случаи достигнуть легкого успеха ни представлялись ему по пути, целью его, с которой он никогда не спускал глаз, был французский флот, организованная военная сила неприятеля на море. И в день, когда фортуна покинула противника, который пренебрег ее предложениями, когда победитель Корнуэлля упустил случай нанести Роднею удар, при невыгодных для него обстоятельствах, последний одержал победу, которая избавила Англию от величайшей тревоги и возвратила ей одним ударом все острова, отнятые у нее на момент осторожной тактикой союзников, за исключением одного Тобаго.

Родней и де Гишен встретились в первый раз 17 апреля 1780 г., через три недели после прибытия первого. Французский флот лавировал в Канале, между Доминикой и Мартиникой, когда на юго-востоке показался неприятель. День был потрачен на маневрирование для занятия наветренного положения, которое осталось за Роднеем. Оба флота были теперь довольно далеко под ветром от островов ^[136] (план XI), оба на правом галсе, идя на север, французы под ветром у англичан. Родней, который шел под всеми парусами, дал сигнал своему флоту, что он предполагает атаковать арьергард и центр неприятеля всеми своими силами; и когда он достиг удобного, по его мнению, положения, то приказал своим кораблям спуститься на восемь румбов (90°) все вдруг (A, A, А). Де Гишен, поняв опасность этого маневра для своего арьергарда, повернул всем флотом через фордевинд и спустился на помощь к первому. Родней, видя свой план опрокинутым, опять привел корабли к ветру на том же галсе, как и неприятель, после чего оба флота направились на юг и юго-восток ^[137]. Потом он опять дал сигнал начать сражение, вслед за тем, ровно в полдень (т. е. час спустя), последовало (как говорит его собственная депеша) распоряжение «каждому кораблю спуститься и направиться на соответствующего противника неприятельской линии». По объяснению Роднея, эти слова, напоминающие старый порядок боя корабль против корабля, обозначали, что каждый корабль должен был атаковать противника, противостоявшего ему в данный момент, а не того, который соответствовал ему по начальному порядку номеров в линии. Его собственные слова суть: «под известным углом, так, чтобы мои головные корабли могли атаковать авангардные корабли неприятельского центра и весь британский флот был бы противопоставлен только двум третям неприятельского» (В, B). Затруднение и недоразумение, имевшие место, явились главным образом следствием неудовлетворительного характера сигнальной книги. Вместо того чтобы поступить согласно намерению адмирала, головные корабли (а) поставили паруса так, чтобы занять положение на траверзе у противников, соответствовавших их месту в строю. Родней утверждал впоследствии, что когда он спустился во второй раз, французский флот был в весьма растянутой линии, и что если бы его приказания были выполнены, то центр и арьергард были бы разбиты прежде, чем к ним успел бы присоединиться авангард.