Генерал-фельдмаршал Голицын - Станислав Десятсков Страница 99

Вышедший в дальний поиск отряд лыжников под командой капитана Вындомского у местечка Куйве первым встретился со шведами. Шведский командир понадеялся на недавнюю метель и снежные заносы и не выставил даже караулы. А вечером, как снежные привидения, на улочках местечка возникли русские лыжники. Шведские солдаты спешно выскакивали из теплых постелей и бежали к Вазе, не приняв боя. Несколько человек взяли в плен.

Пухлощекий фендрик, взятый прямо в постели, где он занимался амурными шалостями с дочкой трактирщика, предстал перед Голицыным. Русское войско стояло прямо в лесу. Солдаты жались вокруг костров, жевали сухари. На сухарях шли уже неделю: люди были злые, полуголодные, с густой щетиной на исхудавших лицах. Молоденький шведский вьюноша, только что прибывший из Стокгольма и сразу угодивший в полон, взирал на русских драгун как на лесных разбойников из страшных сказок. Особливый страх внушал фендрику могучий казацкий атаман Фролов. Борода у атамана лопатой спадала на ГРУДЬ, мохнатая шапка надвинута на лоб, в глазах мечутся искры костра, отчего глаза красные, как у разъяренного медведя. «Такому пещерному человеку ничего не стоит достать длинный нож, рукоятка коего высовывалась из-под валенка, и погрузить его в молодое сердце!» — трусливо думал фендрик.

— Много ли войска у генерала Армфельда? — спросил Голицын. Вот этого русского фендрик совсем не боялся: чисто побрит, сразу видно, что образован, говорит хотя и плохо, но по-шведски. Фендрик хотел было схитрить, но в этот момент атаман надвинулся на него и рявкнул:

— Отвечай господину генералу, а не то я тебя в раз расшибу! — И могучий кулак атамана коснулся унылого носа фендрика.

Переводить не потребовалось, фендрик тотчас заговорил. При этом он так разговорился, что поведал не только то, что знал сам, но и то, что знал его друг — главный писарь при штабе шведского командующего.

Из слов фендрика выходило, что у Армфельда семь с половиной полков пехоты (два полка свежих, недавно переброшенных из Стокгольма), четыре полка драгун и местное финское ополчение — всего 14 тысяч человек под ружьем.

— Почти в два раза боле, чем у нас! — мрачно заключил генерал-майор Бутурлин. — Чаю, придется нам обратный путь держать, господин генерал-поручик! — Ванька Бутурлин все время напирал на звание генерал-поручик, намекая, что и ему полагается сей чин. Бутурлин и на военном совете выступил против похода, говоря, что не стоит шляться войску зимой, подобно серому волку, по лесам и дорогам! А в Петербург отписать жалобно: дороги, мол, занесло снегом, морозы стоят жуткие — птица на лету замерзает!

— Коль дошли с таким рвением до неприятеля — надобно драться! — первым ответил Бартенев. Его, как полковника, спросили первым, вот он и ответил честно: надобно драться!

— Ежели новые шведские полки из таких запасных фендриков составлены, яко наш пленный, отчего и не драться! — прогудел в бороду казачий атаман Фролов. — Чаю, разбегутся они под Лапполой, как и под Пелкиной, по лесам!

— Но у шведов под Лапполой сильная позиция на холмах, укреплена окопами, уставлена батареями. Армфельд закрыл нам у Лапполы прямой путь на Вазу, — сердито возразил Бутурлин.

— Пленные солдаты бают, что финн воевать не хочет. Потому все финское ополчение Армфельд в дальний тыл, за речку Стор-Кюре упрятал! — своим обычным тихим голосом молвил генерал-майор Чернышев.

— Значит, спишем из четырнадцати тысяч шведов четыре! — весело рассмеялся Голицын. — К нам и впрямь один финн-перебежчик вечор явился. Говорит, что в то ополчение финских мужиков шведы силком загоняли, грозясь спалить их деревни.

— Все одно позиция у шведа крепкая, а числом он и без ополчения имеет десять тысяч, против наших восьми. Да и пушек у него в два раза боле, — твердо стоял на своем Бутурлин. — Посему предлагаю оставить в лагере на ночь разведенные костры, сняться бесшумно и отступать прытко, как шведский генерал Левенгаупт под Лесной.

— Да Левенгаупт под Лесной не отступал, а бежал после крепкой баталии. И я, и Чириков, и Бартенев тому очевидцы! А вы нам предлагаете, господин генерал, действовать еще хуже, нежели злополучный Левенгаупт — бежать ночью, даже баталии не приняв! — вспылил князь Михайло.

Воинский совет зашумел разноголосо.

— Но ежели сию сильную позицию в лоб брать, мы на тех холмах все войско уложим! — властно перекрикнул шум Бутурлин. — А погубим войско — швед Финляндию себе возвернет и к Петербургу выйдет. Чаю, не сносить нам всем после такой конфузии голов — и не столько от шведа, сколько от царского гнева!

«Что, что, а пугать царской расправой Ванька Бутурлин умеет. Недаром у государя в денщиках столько лет обретался. Через эту денщицкую должность и в генералы вышел, всем о том ведомо!» — подумал Голицын и оглядел свой притихший совет. Спросил негромко:

— А кто вам сказал, генерал, что я в лоб на шведа полезу? Разве забыли, как мы Армфельда под Пелкиной обошли. Только там мы обходили его по озеру, а здесь обойдем лесом, выйдем на его левый фланг и заставим переменить фронт! А там прижмем к реке! — Карандаш Голицына уверенно летал по карте.

— Но лесом-то не пройти по великим снегам! — возразил Бутурлин.

— А вот бригадир Чириков уже прошел там поутру, пока мы шведские холмы разглядывали, — весело улыбнулся князь Михайло, показывая великолепные сахарные зубы. Все обернулись к печке-голландке, где, прижимаясь спиной к теплым изразцам, сидел бравый Лука Чириков.

— Пройти можно! — встрепенулся бригадир в ответ на общие взгляды. — После мороза наст в лесу стоит крепкий, даже болота замерзли. Пустим вперед лыжников и пройдем! — уверенно заявил Чириков.

— Вот и славно! — оживился Голицын. И тотчас дал общую диспозицию: — Через те болота я с драгунами и лыжниками выйду лесом к левому флангу Армфельда, а вы, господин генерал Бутурлин, ударите с остальным войском вдоль реки на финское ополчение и зайдете шведу в тыл. Чаю, не выдержат шведы двойного обхвата и вновь побегут, как под Пелкиной. Желаю назавтра успеха всем, господа генералы и офицеры! — С тем князь Михайло и закрыл военный совет.

В тот же день, когда держал свой военный совет Голицын, в Лапполе у шведов тоже заседала консилия. В помещичьем доме было жарко натоплено, за большим столом в зале были разложены карты Финляндии.

— Кто бы еще мог вообразить несколько лет назад, что нам, шведам, понадобится военная карта Финляндии! — мрачно размышлял высокий сухопарый полковник, служивший начальником штаба еще у генерала Либекера. — Ведь со времен короля Густава Адольфа Швеция не вела войн в этих краях. И вот ныне война стучится прямо к нам в двери, и держит запертыми эти двери только наш корпус!

— Веселее, Карл, не вешайте нос! Завтра я со своими рейтарами приведу к вам на допрос этого заику Голицына. Пусть позаикается у нас в плену! — с обычной хвастливостью заявил француз-гасконец на шведской службе, полковник Ла Бар. Позавчера Ла Бар привел два полка рейтар из Умео в Вазу, перейдя по крепкому льду Ботнический залив.

«Это уже вторая по счету помощь из Швеции. В Стокгольме наконец поняли, что значит для них финская армия! — довольно улыбнулся про себя генерал Армфельд. — Теперь у меня не 14, а 16 тысяч солдат под ружьем. Так или иначе, а рейтары Ла Бара стоят всех голицынских драгун — старые, еще дополтавские полки, которые бивали и русских, и саксонцев, и поляков, и датчан!»