Монгол - Тейлор Колдуэлл Страница 99

— Мой господин меня покинул, тебе это известно. Вскоре люди взбунтуются и выберут тебя ханом. Субодай, я всегда тебя любила. Ты сделаешь меня своей женой, но я не могу ждать! Возьми меня сегодня, Субодай! Возьми меня!

Субодай не двигался. Его лицо оставалось спокойным, точно высеченное из камня. Борте не сводила с него взгляда, ворот ее халата распахнулся, и Джамуха увидел бесстыдно обнаженную грудь. Борте страстно и похотливо захохотала. Она сняла руки с плеч Субодая, и они змейками проскользнули ему под халат и обвились вокруг талии. Борте прильнула к высокому воину, положила голову ему на грудь и прижалась к нему всем телом, терлась бедром о его бедро и, прикрыв глаза, продолжала нахально улыбаться.

Они так стояли довольно долго, слившись вместе, как одно тело. В темноте ночи Джамуху начала трясти жуткая дрожь. Глаза его закрылись, и он решил, что умирает. Видимо, он лишь на мгновение даже потерял сознание, так как, когда он вновь заглянул в юрту, то понял, что прошло совсем немного времени.

Субодай осторожно, но твердо отклонил от себя Борте, но она упорно не сдавалась. Вероятно, ему пришлось применить силу — казалось всего лишь легко отстранил женщину, но когда он отошел от нее, Борте попятилась и упала на ложе. Волосы ее растрепались, она тяжело дышала, рот ее был открыт, и в нем влажно блестели зубы.

Субодай слабо улыбнулся и поклонился Борте.

— Ты желаешь от меня именно этого? — насмешливо и тихо спросил он.

Она свирепо взглянула на него.

— Если это так, то я, естественно, отказываюсь… Завтра ты меня простишь, я в этом уверен. Но не благодари меня.

Субодай повернулся, чтобы уйти, продолжая улыбаться странной, как приклеенной улыбкой, сделал шаг, и тут Борте громко завопила и бросилась на колени. Женщина обнажила плечи и грудь, походившую на две половинки полной луны, бледно сияющие в полутьме, обхватила Субодая за колени и прижалась к его ногам.

— Ты не смеешь меня покидать! Я тебе не позволю! Субодай, я тебя люблю и не могу без тебя жить!

Субодай попытался освободиться от ее хватки, его лицо стало влажным от пота. Он был охвачен ужасом и прикрыл глаза, чтобы не видеть обнаженного тела Борте. А та извивалась, как ядовитая змея, и хрипло хохотала.

Внезапно они услышали приглушенное восклицание, и кто-то вошел в юрту. Субодай выпрямился, тяжело дыша и сверкая глазами. Борте сковал ужас, она не двинулась с места и, сидя на корточках, держала ноги молодого паладина. У входа стоял Джамуха. Его лицо было ужасным от ярости, ненависти и презрения.

— Ты — грязная блудница! — завопил Джамуха. — Ты — настоящая шлюха!

Наконец Борте отпустила Субодая. Ее распущенные волосы не прикрывали обнаженную грудь. На лице застыло выражение смеси испуга, ярости и стыда.

— Убирайся! — приказал весь дрожа Джамуха, обратившись к Субодаю.

В этот момент он был настоящим ханом.

Субодай, бледный как смерть, склонил голову и взглянул на Джамуху, а затем спокойно покинул юрту.

Джамуха остался один с женщиной. Он кипел от ярости. На глаза ему попался бич Темуджина, он схватил его, а Борте застыла, не в силах подняться с колен. Она видела, как Джамуха вскинул бич, заморгала, ее губы открылись в безмолвном крике. Женщина услышала свист бича и почувствовала ядовитые укусы на обнаженных плечах и груди, она вытянулась на полу, пыталась прикрыть грудь и плечи руками, но бич везде доставал ее. Джамуха размахивал им снова и снова, разрывая кожу и оставляя алые ленты ран на белом теле Борте. Но в юрте царила тишина — ничего не было слышно, кроме свиста бича и хриплого дыхания Джамухи, — и в этой тишине шипение бича казалось еще более зловещим.

Наконец Джамуха прекратил хлестать женщину, и Борте, задыхаясь, осталась лежать на полу, прикрыв голову руками. Джамуха отшвырнул бич.

— Сука! — тихо произнес он и, спотыкаясь, вышел в ночь.

Выбрав уединенное место, упал на землю и застонал от жалости и ужаса.

Борте, оставшись одна, разрыдалась. Она металась по юрте, не понимая, что должна сделать, потом взгляд ее упал на бич, в котором запутались пряди вырванных у нее волос. Лицо Борте исказилось от ярости и ненависти. Она с трудом, качаясь, поднялась, хрипло дыша начала считать свои раны. Их было предостаточно. Она хищно улыбалась.

Джамуха ничего еще не знал, но он уже был отмечен меткой смерти.

Только на рассвете Субодай нашел Джамуху, который лежал почти без сознания рядом со своей юртой, помог ему войти в юрту и уложил на постель. Он налил вина и заставил Джамуху его выпить.

— Что нам делать? — спросил он, когда Джамуха немного пришел в себя.

Тот покачал головой и твердо ответил:

— Ничего. Эта женщина не посмеет болтать… А что касается нас, нам лучше молчать, — сказав это, он внезапно разрыдался, как женщина.