Дневник Верховского - Юрий Сафронов Страница 98

Верховский продолжал: «Если до сих пор большевики не выступили для захвата власти, то только потому, что представители фронта пригрозили им усмирением. Но кто поручится, что через пять дней эта угроза сохранит свою силу, и большевики не выступят? Нельзя забывать и того, что мирная пропаганда усиленно поддерживается Германией, и министру достоверно известно, что две выходящие здесь газеты получают средства от неприятеля (курсив ж. «Былое»). Единственная возможность бороться со всеми этими тлетворными и разлагающими влияниями – это вырвать у них почву из-под ног; другими словами, самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира» ^[496].

«Дрожь прошла от этих жутких слов по всему собранию», – вспоминал член ЦК кадетской партии масон Максим Моисеевич Винавер (1863–1926). – Кто стоял за сепаратный мир, тот невольно объединялся с большевиками…» ^[497].

Дрожь у так называемой «правящей элиты» была не только по поводу мирных переговоров. Последним вопросы задавал Юлий Осипович Мартов (Цедербаум). Он спрашивал военного министра Верховского, следует ли понимать его заявление о подавлении анархии внутри страны в смысле установления диктатуры. Верховский отвечал, что суть не в названии, однако для борьбы с анархией так же необходима сильная единоличная власть, как и для командования армией, и в этом смысле означенная власть может считаться диктатурой.

Верховский, ссылаясь на публикацию «Журнала соединенного заседания комиссий по обороне и по иностранным делам 20 октября 1917 года», вскоре после тех событий писал: «В “Былом” № 12, 1918 г. я прочитал отчет о заседании предпарламента 20/X. Прежде всего, никакой предварительной инсценировки с моего ведома не было. Напротив, в заседании, которое было у меня в тот же день и где я перед членами Ц.И.К. настаивал на решительных шагах в пользу мира, я не получил поддержки; наоборот, меня просили воздержаться от выступлений в резкой форме и просили дать План положения армии. Затем весь отчет по стенограмме мной не проверен и в ней многое неверно, а части нет совсем. Именно нет всей моей мотивировки необходимости объединения всей власти по борьбе с анархией в одних руках, опираясь на большинство советов и армейских организаций, на что Терещенко, не обинуясь, сказал в своем ответе: “Это диктатура”; этого тоже нет, и есть только последний вопрос Цедербаума на эту же тему…» (л. арх.).

Из материалов личного архива видно, какими именно аргументами подкреплял свое выступление военный министр. Верховский вспоминал: «Затем, и это главное, не затронута также моя мотивировка о необходимости говорить о мире, вернуть этим армии боеспособность – сильно сократив ее и тогда, как меня спросили:

– Даже, если мирные переговоры будут неудачны?

– Тогда с реальной силой в руках мы будем в состоянии ожидать мира сколько нужно.

Вот на это меня и спросили:

– А если союзники не согласятся?

– Тогда мы пройдем через величайшие страдания вследствие захвата власти большевиками. Точка зрения моя была: если можно, вместе с союзниками заключить мир. Если нельзя, то говорить о нем и, пользуясь переменой настроений, восстановить порядок и стать величиной на счетах, а не разлагающимся трупом» (л. арх.).

Как видим, военый министр ставил вопрос вполне реалистично. В его докладе не было того «верхоглядства», которое произвело столь сильное впечатление на Винавера: «Сухим, беззвучным голосом, окидывая собрание холодным взглядом бесстрастных, точно стеклянных глаз, молодой человек в генеральском мундире путем цифр, дилетантски составленных, доказывал нашу небоеспособность, не задаваясь, по-видимому, даже вопросом о «моральном и государственном смысле предлагаемого им поворота» ^[498].

Верховский предложил резко сократить численность вооруженных сил за счет демобилизации старших возрастов. Одновременно предполагалось возродить строгие дисциплинарные меры, в том числе создать отдельную группировку, численностью до 150 тысяч человек, для борьбы с дезертирами и погромщиками в тылу.

Доклад военного министра оказал на собрание потрясающее впечатление, но он ясно видел, что это впечатление было враждебно сказанному в докладе. На возражения участников заседания, что немедленный мир означал бы потерю доступа к Балтийскому морю, крушение надежд, связанных с революцией, военный министр отвечал, что его интересовали не завоевания революции, а спасение страны. Верховский вспоминал важные подробности того исторического заседания:

«Кускова, всплеснув руками, говорит:

– Что, вы министр Временного правительства предлагаете сепаратный мир? Как это может быть?

Я ответил:

– Не мир, но шаги к его приближению вместе с союзниками.

Мартов спросил:

– Нужно ли опасаться захвата власти большевиками?

Я ответил, что этого не боюсь и что управлюсь с этим.

Терещенко спрашивал:

– Как же эти лишения должны давить на армию, а бунтуют тыловые солдаты? Вообще вопрос в такой постановке Временным правительством не был поставлен. Что касается диктатуры, то она совершенно не нужна.

Он умышленно исказил мою мысль. Я говорил лишь о борьбе с анархическими и погромными выступлениями» (л. арх.).

Обсуждение доклада Верховского потонуло в словопрениях, закончившихся в момент закрытия заседания в 12 часов 10 минут ночи, то есть уже 21 октября. Воистину сказано: «Наказана ты, Русь, всесильным роком, как некогда священный Валаам: заграждены уста твоим пророкам, а слово вольное дано твоим ослам!».

А. И. Солженицын, очевидно, не знал всех подробностей (или не хотел их отражать в своих трудах) и писал о докладе Верховского сжато, в виде тезисов: «Всем видно, что правительство в параличе воли. – На секретном заседании двух комиссий предпарламента доклад Верховского, не согласованный с ВП: Армия больше воевать не может, надо спасать государство; вырвать почву из-под большевиков, самим первым предложив мир; заключить мир, какой сейчас возможен. И нужна сильная единоличная власть» ^[499].