Грибоедов - Екатерина Цимбаева Страница 97

Грибоедов тем более того не знал, поэтому отнюдь не собирался делать Чацкого заговорщиком, не имея перед глазами этот тип молодых людей. Он не усложнил конфликт отцов и детей введением мотива веры в Разум, утраченной пожилыми, но увлекавшей молодых: эта тема придала бы спору большую современность, но меньшую типичность. Однако он желал изобразить героя человеком передовых взглядов, которые и сам разделял. Фамилия персонажа напоминала польскую — намек на его возможные корни (как у Грибоедовых), на связь с Польшей, наиболее либеральной частью России, где существовали выборный сейм и конституция. Чацкий — редкая в Польше, но известная фамилия. В год приезда Грибоедова в резервную армию умер Тадеуш Чацкий, очень известный в России ученый и просветитель. Грибоедов, конечно, не собирался выводить в пьесе поляка — его герой, несомненно, русский — и называл его сперва «Чадский» от слова «чад», но в конечном счете полонизировал фамилию, точно так же, как англизировал фамилию Фамусова («famous» — «известный») — просто для того, чтобы никто из русских зрителей не оскорбился, встретив персонаж с похожим на свое имя, и чтобы не идти по избитому восемнадцатым веком пути «говорящих фамилий», вроде Скотинина и Простакова.

Впрочем, он сделал исключение для полковника Скалозуба, чье имя обозначало глупого насмешника и в то же время отсылало в Малороссию, к родам Лизогубов и Сорочанов. При Ермолове служил полковник Сорочан, который доводил главнокомандующего до исступления. Храбрый воин, отличный командир, он был совершенно неспособен принять какое-нибудь решение. А на Кавказе невозможно постоянно сноситься со штабом: пока придет ответ, ситуация на месте может коренным образом измениться. Поэтому Ермолов бесконечно благодарил полковника за отвагу и бесконечно корил за боязнь ответственности. Но то Ермолов! А Аракчеев, несомненно, признал бы полковника образцом офицера, нерассуждающего и преданного начальству.

Грибоедов считал образ Скалозуба своей творческой удачей. В первом акте его нет, в третьем он произносит две реплики из двух строчек, в четвертом — одну чуть более длинную; во втором акте он несколько говорливее, но изъясняется предельно кратко и только однажды произносит маленькую речь — рассказывает анекдот о наезднице, упавшей с лошади. И тем не менее этот персонаж получился ярким, запоминающимся и одним из центральных в пьесе — вокруг него вертится немалая часть действия. Даже биография его известна досконально: он выходец из Малороссии и золотой мешок, но род и состояние его новые, потому что ни один представитель древних фамилий и ни один богач не отдал бы сына в армейскую пехоту, минуя Пажеский корпус и гвардию. Большинство дворян служили если уж не в гвардейских полках, то в кавалерийских, на худой конец в кон-но-егерских, на крайний случай — в артиллерии. Бывало, ради карьеры военные переходили в армию (как Бегичев, например), но с тем, чтобы получить чин не ниже полковника. Скалозуб же явно нигде не учился, раз не знает французского языка, всю жизнь служил в мушкетерах или егерях и сделал не такую уж хорошую карьеру. Он вступил в армию в 1809 году, видимо, лет пятнадцати или шестнадцати, как повелось; к 1823 году стал полковником и метил в генералы. Это было бы неплохо, если бы не война — в кампанию 1812–1814 годов продвижение офицеров шло гораздо быстрее, потому что чаще освобождались вакансии из-за гибели старших. Скалозуб отличился очень мало: сперва Грибоедов решил дать ему девять крестов, потом сократил их до шести-семи, а в окончательном варианте оставил только одну награду — «за третье августа».

Тем, кто пережил войну, здесь не нужны были пояснения: 3 августа 1812 года боевых действий не было, после сражения при Красном 2 августа русская армия передислоцировалась в районе Смоленска до 4 августа. А вот 3 (15 по европейскому стилю) августа 1813 года Силезская армия, половину которой составляли русские войска, первой двинулась на французов после длительного летнего перемирия. Грибоедов тогда был уже в Бресте и слышал отголоски этих событий: Силезской армии не оказали почти никакого сопротивления, потому что Наполеон сосредоточил все силы против Богемской армии у Дрездена. Наступление 3 августа было просто отвлекающим маневром, и то, что Скалозуб отличился в этот день, а не в дни великих битв Бородина, Кульма, Лейпцига, свидетельствовало не то чтобы об отсутствии у него храбрости, но об отсутствии инициативности — в более важных сражениях его отодвигали на задний план быстро думающие и действующие офицеры. В демонстрационном же бою он мог спокойно сидеть в траншее и стрелять без большой опасности — и, наверное, блеснул меткостью, обычно подавляемой в нем беспокойством не уронить себя в глазах сослуживцев. Скалозуб отличился вместе с двоюродным братом, достойнейшим молодым человеком, о котором Фамусов спросил: «Имеет, кажется, в петличке орденок?» Но Скалозуб поправил, оскорбившись: «Ему дан с бантом, мне на шею», — и пусть Фамусов не путает! До 1828 года только одну награду Российской империи носили с бантом из орденской ленты: орден Владимира 4-й степени с бантом. В отличие от ордена той же степени в петлице, орден с бантом можно было заслужить исключительно на поле боя за личный подвиг и никак иначе. Такой орден пользовался особым уважением, давали его нечасто и с большим разбором. А вот орден Владимира 3-й степени (если предположить, что Скалозуб в своей фразе имеет в виду один орден, а не два разных) носили на шее, но получали не только за воинские подвиги, а просто за всевозможные заслуги (например, Карамзин получил его за сочинение «Истории государства Российского»). Так что награда Скалозуба хотя степенью выше, чем у его брата, но менее почетна: Скалозуб, видимо, стрелял из траншеи, а его кузен сделал вылазку и взял в плен офицера врага или, может быть, даже полковой барабан.

Зато исполнительность и безынициативность полковника пришлись кстати в аракчеевские времена, и Грибоедов это старательно подчеркнул. Скалозуб одно время служил в сорок пятом егерском полку, который в 1819 году направили на Кавказ. Истинный карьерист, наподобие Николая Муравьева, был бы рад такой удаче — на Кавказе чины шли быстро. Но полковник Скалозуб, как Сорочан, понимал, что Ермолов его не оценит, и остался в России, в пятнадцатой дивизии, в мушкетерском, отнюдь не первостепенном полку. Он чувствовал ущемленное самолюбие и питал неприязнь, замешанную на зависти, «к любимцам, к гвардии, к гвардейцам, к гвардионцам», а также ко всем, умеющим ездить верхом, — недаром с такой радостью он приветствовал падение с лошади Молчалина и рассказывал историю о падении княгини Ласовой. (Грибоедов нарочно вставил этот анекдот, лишний в действии, но характеризующий Скалозуба.) Полковник напрасно волновался: в свете его не уважали, но генеральское звание он получит как награду за преданность казарме и фрунту. Грибоедов показал это простым способом: все, что говорит Скалозуб, хотя кажется ответом на слова других персонажей, на самом деле представляет собой сплошной монолог на армейские темы, с армейской лексикой и армейскими анекдотами. На нормального человека служба не накладывает столь глубокого отпечатка, но Скалозуб не вполне человек, он — служака. И только.

— Почему же Фамусов так увивается за малограмотным полковником малоизвестного полка? так явно прочит ему Софью? Он даже привел Скалозуба в гостиную дочери под нелепым предлогом, что «здесь теплее»: неужели у него нет средств на дрова для всех жилых комнат? ведь кабинет уже свободен (Молчалин собирается выехать со двора, но падает с лошади, и департамент остается без подписанных управляющим бумаг). Скалозуб богат, но и Чацкий небеден. Узнав из спора Фамусова с Хлестовой, что Чацкий имеет то ли 300, то ли 400 душ (последнее вернее, потому что Фамусов, имеющий дочь-невесту, озабочен состоянием ее женихов, а Хлестова дочерей-невест не имеет, раз не привезла их на бал), Бегичевы решили, что это очень немало. Собственно, это отличное имение по меркам Москвы. Правда, Чацкий им «оплошно» управляет, то есть, видимо, по примеру многих молодых мыслителей, перевел крестьян с барщины на оброк и тем сократил свои доходы; он, кроме того, «объявлен мотом, сорванцом», но все же Фамусову не следовало бы ему так резко отказывать — Скалозуб еще, может быть, и раздумает свататься, так Чацкого не грех придержать при себе, пока судьба Софьи не решится. Любой разумный отец и любая мать так бы поступили, а Фамусов неглуп. Неужели Фамусов настолько богат, что состояние меньше двух тысяч душ считает недостаточным? У Бегичева, например, имелось 200 душ пополам с братом, а он без труда нашел очень богатую невесту, причем женился не по расчету на купчихе-вдове, а по любви на благородной девице.