Дашкова - Ольга Игоревна Елисеева Страница 96

Екатерина Романовна была далека от орденских хлопот, но живо интересовалась политикой. С ней принц Карл разговаривал как с племянницей Панина. Княгиня ничего не писала о содержании бесед. Но нигде и не ссылалась на инкогнито. Значит, в России произошли события, позволявшие отбросить маску госпожи Михалковой. В преддверье совершеннолетия наследника партия Панина стала теснить Орловых, нанося им поражение за поражением. Казалось, господству врагов наступает конец, а «лучшие патриоты», напротив, занимают подобающие места.

И Дашкова поспешила домой. Отметим: не к дележу пирога, а к решительной битве. Это было шаткое и опасное время. С 1771 г. в донесениях иностранных дипломатов замелькали отрывочные сообщения о том, что «низкие люди… желали свергнуть императрицу с престола под тем предлогом, что ей была вручена корона лишь на время малолетства сына, и возвести на престол великого князя» ^{686}.

Расчеты нашей героини на первых порах оправдались. Екатерина II была, как никогда, слаба и приняла подругу с распростертыми объятьями. Никакие благожелательные письма Вольтера и Дидро не могли сделать для опальной княгини того, что сделало падение ее неприятелей. Императрица опять нуждалась во всех и опять очаровывала. Она знала слабые места подруги: тщеславие и скупость – и сумела сыграть на них.

28 декабря 1771 г. Екатерина II написала своему статс-секретарю Олсуфьеву: «Адам Васильевич. Пошли ты к княгине Кат. Ром. Дашковой десять тысяч рублев… Сии деньги я ей жалую» ^{687}. Так было исполнено молчаливое обещание, данное перед поездкой за границу. Но в новых условиях пожалование значило и новый аванс. Императрица не могла желать усиления партии Панина. На беду, Никита Иванович сам разгневал племянницу: продал петербургский дом Дашковой за полцены, причем приятелю своей любовницы. Двойное оскорбление. Екатерина Романовна всегда косо смотрела на легкомыслие дяди. И тут императрица послала подруге деньги, с лихвой компенсировав урон. Она готовилась к затяжному противостоянию и нащупывала малейшие трещинки в отношениях между своими противниками. Прибытие Дашковой было выгодно, т. к. вносило диссонанс в действия сторонников великого князя.

Современные исследователи легко причисляют княгиню к партии Панина, коль скоро именно Никита Иванович поддерживал племянницу, и та не раз страдала в результате ослабления его позиций. Но сама Дашкова смотрела на себя иначе. Она оскорбилась бы, узнай, что дипломаты именуют ее «фавориткой первого министра». Напротив, княгиня считала себя самостоятельной фигурой. Она находилась в союзе с Никитой Ивановичем, а не подчинялась ему. Могла и поссориться. Поселившись у сестры Елизаветы Полянской, Дашкова жила открыто, принимала много посетителей, но дулась на Панина и отказывалась его видеть ^{688}. Такой разлад был на руку императрице. Ведь Екатерину Романовну нельзя назвать сторонницей Павла, – скорее противницей Орловых. Пока они были в силе, она находилась в оппозиции. Теперь ситуация менялась на глазах.

Дашкову охватила такая эйфория, что она даже порвала с Каменской. «Нежным чувствам» пришел конец. Пелагея устроила скандал и была изгнана, о чем немедленно узнал Александр Воронцов. Запоздало он упрекнул сестру за недостаток благопристойности в дружбе с этой деспотичной и резкой особой. Дашкова ответила, что готова на все ради тех, кто ее любит, но, к несчастью, обманулась в Каменской ^{689}. Что стало причиной разрыва? Возобновление чувств к Екатерине II? Ревность компаньонки? Судя по обмолвкам в письмах, обе дамы были достаточно темпераментны, а Пелагея Федоровна еще и предпочитала сугубо женское общество, где старалась доминировать. Однако «добровольному рабству» пришел конец вместе с концом опалы.

Летом и осенью 1772 г. княгиня часто бывала при дворе. В Камер-фурьерском журнале ее упоминали так близко к императрице, как только позволяли чины: четвертой или пятой ^{690} (среди статс-дам и кавалеров ордена Св. Екатерины существовало старшинство по возрасту и времени получения награды). На глазах княгини совершилось падение Григория Орлова, когда он после провала мирного конгресса в Фокшанах примчался в Петербург и не был допущен к государыне. Его остановили в карантине (на юге свирепствовала чума). Бывшего временщика сказочно наградили, но потребовали на год удалиться от двора ^{691}.

Партии Орловых был нанесен сокрушительный удар. Дашкова могла насладиться если не видом поверженных врагов, то разговорами об их фиаско. Екатерина II взяла себе в фавориты предложенного партией Панина, Александра Семеновича Васильчикова, человека тихого, недалекого и во всем подчинявшегося Никите Ивановичу ^{692}.

Для Екатерины Романовны наступила светлая полоса жизни. Подарки и пожалования сыпались как из рога изобилия. Она помирилась с дядей, понимая, что именно он теперь главная фигура на русском Олимпе. Все милости к княгине лета 1772 г. следует рассматривать именно в русле победного шествия группировки Никиты Ивановича. Был нанят и меблирован дом в Петербурге. Как по мановению волшебной палочки восстановились отношения с отцом: теперь он нуждался в деньгах, и дочь заняла ему 23 тысячи. Такой щедрый жест свидетельствовал, что Екатерина Романовна буквально умывалась золотым дождем. Позднее государыня оплатит даже пребывание своей статс-дамы в доме сестры: этим и объяснялась неожиданная щедрость к Полянской 1775 г.

Незадолго до совершеннолетия Павла, 3 сентября, императрица пожаловала подруге 60 тыс. рублей на покупку земли. Баснословная сумма. Что заставляло Екатерину II идти на такие жертвы? Ведь продолжалась война с турками. Перед праздником Павел Петрович неожиданно слег, надо полагать, что его «болезнь» была скорее дипломатического характера. Государыня во избежание эксцессов постаралась на время удалить цесаревича с глаз многочисленной публики. Иностранные послы писали, что хворь наследника на собственный день рождения – 20 сентября – вызвала волнения в городе. И они были лишь повторением прошлогоднего недовольства черни. В дипломатических кругах ожидали, что государыня под давлением Панина поделится с сыном властью ^{693}. Но она пока этого не делала. 60 тысяч – такова была цена неучастия Дашковой в проектах дяди.

Сама Екатерина Романовна, впрочем, полагала, что императрица воздает ей за прошлые страдания: «Может быть, она только теперь узнала, что, кроме болота в окрестностях Петербурга, мне принадлежит только деревянный дом в Москве, или же, не будучи более под влиянием Орловых, она хотела увеличить мое благосостояние» ^{694}. Опасное заблуждение. Дашкова рассматривала очередной аванс как давно заслуженную награду и развязывала себе руки на будущее в тот самый момент, когда Екатерина II пыталась их связать.