Франклин Рузвельт. Человек и политик - Джеймс Макгрегор Бернс Страница 96

В первые месяцы 1942 года председатель и три члена Совета по труду искали формулу, которая разрешила бы застарелую и сложнейшую проблему западного мира в области трудовых отношений военного времени — сочетание свободы и организованности в производственных коллективах, подвергающихся воздействию перемен и стресса. Этот замечательный квартет в составе Дэвиса, Морзе, Грэхема и профессора Джорджа У. Тэйлора обладал рузвельтовскими качествами — сочетанием практичности и возвышенного идеализма. Они понимали, что в динамичный период расширения военного производства, как определил его Грэхем, статус профсоюзов не мог быть заморожен. Но какого рода профсоюзный статус даст нужный баланс гибкости и стабильности? После многочисленных обсуждений и размолвок с представителями профсоюзов и предпринимателей, которые чередовали свои угрозы с конструктивными предложениями, Совет по труду изменил старую формулу обеспечения членства в профсоюзах на новую — обеспечения добровольного членства. Согласно старой формуле все наемные работники должны состоять в профсоюзах или при приеме на работу вступить в профсоюз на время контракта под угрозой потери работы, если они так не сделают. По новой формуле это старое правило сохранялось во многих случаях, за исключением спасительной статьи, которая давала возможность наемным работникам в течение десяти — пятнадцати дней выйти из профсоюза без штрафных санкций, перед тем как вступит в силу старое правило. При незначительной, казалось бы, поправке новая формула стала компромиссом, на который нехотя согласились предприниматели и профсоюзы. Она обеспечила реальное сочетание свободы и незащищенности наемных работников и получила такое широкое распространение, что к концу войны была включена почти в треть профсоюзных соглашений с рабочими. В перспективе новая формула способствовала как укреплению, так и стабилизации влияния профсоюзов. Она явилась самым блестящим применением, некоторые сказали бы — единственным успешным применением рузвельтовского принципа подвижного консенсуса, который решает проблему, порождающую раскол.

Попытки президента усилить в 1942 году принцип подвижного консенсуса в другой важной сфере трудовых отношений оказались гораздо менее успешными. Комитет по справедливой практике найма (КСПН) с первых дней столкнулся с неудачами и провалами. При учреждении этого органа Рузвельтом он управлялся весьма представительным советом из шести членов во главе с Марком Этриджем, издателем газеты «Курьер джорнал» в Луисвилле, старым другом президента и необычно активным для уроженца штата Миссисипи защитником гражданских прав. В состав совета входили также Мари, Грин, Дэвид Сарнофф, глава радиокорпорации Америки, Милтон Уэбстер из профсоюза проводников спальных вагонов и Эрл Б. Дикерсон, чикагский олдермен. Комитет формировался медленно и остро нуждался в финансовых средствах. Ко времени, когда он был переведен из Управления по промышленному производству в Совет по военному производству, штат комитета включал менее семи следователей. Оказалось, что Мари и Грин не смогли присутствовать на заседаниях комитета. Президенту пришлось найти им замену. Этридж вызвал бурю возмущения чернокожих американцев, когда защищал в Бирмингеме сегрегацию как минимум для южан. Но главное препятствие — очевидная неразрешимость проблемы взять мощную крепость расовой сегрегации малыми силами. Например, подготовка и работа составляют порочный круг: работодатели не нанимают негров из-за слабой подготовки, а курсы профессиональной подготовки негров закрыты из-за нехватки для них рабочих мест. Служба занятости США, как предполагалось, должна нанимать граждан на работу по возможности без дискриминации, но не в состоянии этого сделать, если предприниматели придерживаются дискриминационного подхода. В южных штатах бюро занятости все еще руководствовались в своей деятельности принципом сегрегации. Против приема негров настроены функционеры АФТ. Почти каждое действие КСПН вызывало вопли возмущения с одной из сторон или с обеих — и предпринимателей, и профсоюзов.

В отчаянии КСПН часто обращался за поддержкой к президенту, связываясь с ним через Марвина Макинтайра. В этих обстоятельствах Рузвельт реагировал порой непредсказуемо. Обнаруживал личную заинтересованность разобраться в конкретных проявлениях несправедливости, — например, когда аполитичный негритянский тенор Роланд Хайес и его жена подверглись жестокому обращению в одном универмаге на юге или когда министерство обороны причислило подразделения чернокожих американцев, высадившиеся за рубежом, к «вспомогательным силам». Однако президент неохотно использовал свое влияние, чтобы мобилизовать поддержку комитету даже со стороны администрации, — вообще уделял мало внимания этой проблеме. Когда Веллес воспротивился публичному слушанию КСПН дела о дискриминации мексиканцев во избежание неблагоприятной реакции в Мексике, Рузвельт попросил комитет прекратить слушания. В середине лета 1942 года неожиданно, без предварительного уведомления КСПН и вопреки его желаниям он передал Комиссии по рабочей силе на военных предприятиях, возглавлявшейся Полом В. Макнаттом, небольшое агентство и таким образом лишил КСПН средства, связи с президентом — одного из немногих источников силы комитета.

Все действия — и бездействие — президента в борьбе с дискриминацией вызывали резкие отклики. Юджин Коннор (Бык), который в то время и много лет спустя отвечал за общественную безопасность в Бирмингеме, писал: служба безопасности и КСПН ответственны за подрыв единства страны; венерические болезни стали проблемой номер один среди негритянского населения; Ку-клукс-клан возрождается как оппозиция администрации. «Вы думаете, одной войны для юга достаточно?» С таким же ожесточением подвергли нападкам администрацию воинственно настроенные представители чернокожего населения.

Учитывая стремление Рузвельта воздерживаться от любого шага, способного спровоцировать расовое напряжение, неудивительно, что он избегал фронтального наступления на дискриминацию на частных предприятиях или даже в государственных и муниципальных учреждениях. Поддержка президентом политики Стимсона более откровенно отражала его личные взгляды. Министерство обороны гордилось такими фактами: к весне 1942 года около 10 процентов новобранцев составляли черные; несколько сот из них, кадеты, в скором времени отправятся на учебу в авиационные школы; более 300 офицеров-негров (включая 3 полковников) вошли в командный состав пяти боевых частей, укомплектованных черными. Но в сухопутных силах все еще преобладала сегрегация, за исключением тех подразделений черных военнослужащих, которыми командовали белые. Стимсон считал это нормальным. «Неграм все еще недостает той инициативности, которая требуется на войне от командира... — писал он своему приятелю. — Кроме того, смешение двух рас невозможно по существу...»

Если бы «небольшая группа агитаторов во главе с деятелем по имени Уайт» держалась в стороне, считал Стимсон, все наладилось бы. Его неприятно поразило, что Маклейш готовится выступить перед неграми Нью-Йорка с речью о дискриминации против черных в армии и Макджордж Банди, сын его ближайшего друга и помощника Харвея Банди, помогает Маклейшу в подготовке речи. Пригласив поэта на встречу, Стимсон сообщил ему: воспитывался он в аболиционистской семье, его отец сражался в годы Гражданской войны; но преступное рабовладение породило проблему, которую невозможно решить в военное время; остается одно — запастись терпением и разобраться в каждом отдельном случае, а глупые негритянские лидеры добиваются социального равенства, которое в реальности невозможно. На Маклейша эти аргументы не подействовали. Втайне Стимсон полагал, что активность Маклейша поддерживает госпожа Рузвельт — самый последний пример ее «назойливого и импульсивного безрассудства», записал он в своем дневнике. Но Стимсон не имел претензий к госпоже Рузвельт, кроме той, что супруга президента позволила перекрыть «негритянской расе полностью» путь во флот и в то же время навязывала министерству обороны дополнительное бремя. Президент симпатизировал чаяниям черных гораздо больше, чем его военный и морской министры, но предпочитал в условиях войны видеть в расовых отношениях скорее проблему эффективной мобилизации рабочей силы в промышленность, чем фундаментальную моральную проблему, и большей частью не вмешивался в политику своих министров в этом вопросе.