Иван Грозный: "мучитель" или мученик? - Наталья Пронина Страница 96

Пожалуй, можно лишь догадываться, какого острого драматизма достигла тем промозглым февральским днем политическая обстановка в Москве, когда в одно и то же время с Соборным совещанием на подворье у патриарха знатнейшие руководители боярской Думы собрали свое особое заседание в Большом Кремлевском дворце. Ведь по закону исключительно боярский совет, и только он один, имел право рассматривать и решать проблемы престолонаследия. Он же мог и отменить решение по данному вопросу любых других представителей власти — даже патриарха… Борис всегда доподлинно знал о враждебности к нему бояр, и, возможно предвидя именно такой ответный выпад со стороны Думы, он уже за две-три недели до описываемых событий практически перестал ездить в Кремль и присутствовать на ее заседаниях. Втайне препоручив все хлопоты о собственном «избрании на царство» патриарху, он сам как бы добровольно устранился от дел. Но обманчивой была сия «смиренная отстраненность».

Отсиживаясь сначала на своем обширном подворье, а затем и вовсе перебравшись к сестре за высокие, неприступные стены Новодевичьей обители, Годунов зорко наблюдал и выжидал…

И дождался. Несмотря на все свои законные полномочия, Дума так и не смогла наложить veto на решение об избрании Годунова, принятое во время Соборного совещания у патриарха. Но случилась эта удача не потому, что могущественные аристократы ждали от него — презренного «выскочки» — «дождя милостей», как считает наш телевизионный сказитель. Причина была как всегда и глубже, и проще. Она крылась в том, что саму Думу раздирали противоречия. В ней самой имелось слишком много претендентов на царский венец. Как указывал, к примеру, в своих письмах знатный польский современник Андрей Сапега, служивший тогда воеводой на русско-польском кордоне, таким претендентом являлся, во-первых, непосредственный председатель (глава) Думы — князь Федор Мстиславский, в жилах которого текла кровь великих князей литовских и который был праправнуком государя Ивана III. Во-вторых же — двоюродные братья умершего царя — Федор и Александр Никитовичи Романовы. [680]И современник полностью прав. В основном жесткие раздоры и взаимные притязания между этими боярами привели к расколу аристократической оппозиции Годунову, обусловили ее фактическое бессилие.

На бурном заседании 17 февраля она сподобилась принять лишь слабое компромиссное решение о введении в стране… собственного правления, правления боярской Думы. Торжественно объявить народу о необходимости «целовать крест» именно Думе был отряжен на Красное крыльцо знаменитый оратор тех лет — дьяк Василий Щелкалов. [681]Но в тревоге толпившийся перед Большим дворцом простой посадский люд Москвы, видимо, очень хорошо понимал (а старики, еще заставшие те лихие времена, когда был мал и беззащитен будущий Грозный царь, могли и порассказать), чем оборачивается для народа никем не обузданная власть бояр. Щелкалову пришлось спешно уносить ноги. Как сухо констатирует историк, «попытка ввести в стране боярское правление не встретила поддержки в народе». [682]

Намного более успешно действовал в это время патриарх Иов. Уже 20 февраля ему удалось организовать первое «всенародное» шествие к Новодевичьему монастырю — с молением «принять царство». Как свидетельствует очевидец той знаменитой, никогда прежде невиданной в истории Руси политической мистерии, полузатворник-полуправитель Борис, выйдя к собравшейся толпе, якобы с достоинством, доброжелательно выслушал «речи людей разных чинов», но на все прошения ответил резким отказом, вдобавок чуть ли не со слезами на глазах поклявшись, что в жизни даже не мыслил посягнуть на «превысочайший царский чин». [683]С этим «всенародному множеству» и пришлось тогда разойтись.

Но наивно было бы полагать, что столь отменно срежиссированная и, по всем свидетельствам, столь же недурно сыгранная сцена сия не возымела своего действия на зрителей… Вчитываясь в старинные летописи и хроники, повествующие о тех далеких событиях, не перестаешь удивляться, как мастерски действовали (выражаясь терминами нашей англоязычной современности) создатели политического «имиджа» «кандидата в цари» Бориса Годунова. Как цинично, кощунственно лгал сам он уже на последних ступенях к трону. Откуда взялось вдруг на Руси конца XVI века это глубокое знание и точное следование основополагающим принципам «предвыборной агитации»?! Или, действительно, заведомый обман рядовых, неискушенных избирателей является вечным, неотъемлемым законом любых «демократических выборов», в любой стране и в любое время?.. Ибо факты неумолимо свидетельствуют: именно в соответствии с этим лживым законом поступил Борис, демонстративно отказавшись от короны 20 февраля 1598 г. Одновременно в толпу был тонко запущен слух о его желании, как ранее сестра, уйти от мира, принять монашество… И, заключает историк, «под влиянием умелой агитации настроение в столице (столице, дотоле ненавидевшей правителя-убийцу! — Авт.) стало меняться». [684]

Однако сторонники Бориса во главе с патриархом Иовом продолжали действовать. Эффект «отказа» правителя от власти был многократно усилен ими еще одним способом психологического давления на народ. Будто в особенно напряженный, великий момент пасхальных торжеств, с вечера 20 февраля и до зари следующего дня, в столице не закрывались храмы. Всю ночь в них шли богослужения «о даровании России царя», чрезвычайность, тревожно-скорбный дух которых, конечно же, не мог не привлечь туда огромное число взволнованных судьбой Отечества москвичей. И дело было вовсе не в том, что (как «глубокомысленно» уверяет г-н Радзинский) «страна рабов осталась без Хозяина, люди не знали, как дальше жить». Всем предшествующим изложением мы стремились показать, сколь ясно сознавал русский народ опасности; которые несет отсутствие сильной, единой власти в государстве. Какие угрозы внутреннему порядку и внешней безопасности Руси таит в себе наступление нового боярского правления. Эту совершенно оправданную тревогу, охватившую москвичей, и использовали люди Годунова. Хотя в источниках не осталось упоминаний о том, что и кто говорил в ту роковую ночь с церковных амвонов и папертей, но нам, очевидцам нынешних «предвыборных гонок», сие не так уж трудно представить.

Результат ночных «проповедей» оказался налицо утром, когда, по словам летописца, из московских храмов была вынесена вся «святость», все наиболее почитаемые иконы и, возглавленный духовенством, к монастырю на Девичье поле отправился уже гигантский крестный ход — тысячи людей. [685]Так было предпринято второе «прошение Бориса на царство». Но…. вглядимся внимательно: только ли посадские ремесленники, торговцы, купцы, бабы с детишками собрались в беспокойном ожидании у высоких стен Новодевичьей обители 21 февраля 1598 г.? Только ли они настойчиво и усердно кричали, обращаясь к правителю: «Будь нам царем! Не оставь сиротами!» [686]Кричали даже напротив окон кельи царицы-инокини — дерзость, неслыханная по тем временам… Не стоял ли в той многоликой толпе кто-то еще, чье присутствие являлось не менее значимым, но о ком весьма предусмотрительно промолчал г-н Радзинский?..