Король без трона. Кадеты империатрицы - Морис Монтегю Страница 95

Это было три месяца спустя.

— Маршал, — сказал Наполеон Ланну, — необходимо взять Регенсбург.

— Когда прикажете, ваше величество? — спросил маршал.

— Сейчас же!

— Слушаюсь, будет исполнено.

Австрийцы имели шесть тысяч человек в городе и могли свободно получать подкрепление и провиант, так как войска эрцгерцога Карла занимали берега Дуная. Они расположили артиллерию на укреплениях, тогда как пехота заняла окопы.

Укрепления Регенсбурга были ветхи, плохи и не могли бы выдержать продолжительную и правильную осаду, но вместе с тем город мог оказать некоторое сопротивление и сдаться не сразу, тем более что для того, чтобы завладеть им, было необходимо спуститься в глубочайший ров, держаться там под огнем, а потом карабкаться на окопы, занятые пушками.

Наполеон избрал своей позицией маленький холмик и остановился на нем. Стоя на своем возвышении, он увидел старый дом, неосторожно выстроенный стеной к стене с укреплением. Он велел открыть по дому огонь, чтобы разрушить его до основания и обломками заполнить часть рва ради облегчения перехода.

Ланн не дремал. Дивизия генерала Морана деятельно готовилась к приступу.

Маршал тем временем поспешил за последними распоряжениями Наполеона и стоял возле императора, когда с верхней части стены раздался одиночный ружейный выстрел, ранивший Наполеона в правую щиколотку. Император почувствовал сильнейшую боль и был вынужден опереться на плечо Ланна. Подскакавший доктор Ларей осмотрел рану и объявил, что она относится к разряду легких.

Однако весть о том, что император ранен, мгновенно разнеслась по рядам. Все всполошились, кинулись к заветному холму, позабывши о битве, об осаде, о приступе. Тщетно грохотали неприятельские орудия и осыпали людей картечью, все упрямо стремились к императору. Последний тотчас же после перевязки сел на коня и стал объезжать войско, чтобы успокоить своих преданных воинов. Увидя своего императора снова на коне, армия пришла в неистовый восторг и громкими, радостными криками приветствовала своего обожаемого властелина.

Получивши уведомление, что все готово к началу приступа, Ланн, сопровождаемый своими адъютантами, вернулся к Регенсбургу, а император повернул к своему холму, откуда мог следить за ходом военных действий.

Наступила критическая минута. Дом, примыкавший к укреплению, был разрушен, и его обломки засыпали на некотором протяжении большую часть глубокого рва, так что образовался довольно сносный переход, но тем не менее до вершины городской стены оставалось еще добрых десять саженей вышины. Было необходимо утвердить на этих обломках лестницы, имевшиеся в большом запасе, и уже по ним подняться по стенам. Точно так же приходилось при помощи лестниц спускаться в ров, так как его края были совершенно отвесны.

Придя на место, Ланн вызвал пятьдесят охотников для исполнения этой рискованной работы.

Они храбро двинулись вперед, руководимые опытными офицерами, но едва только очутились на открытом месте, как раздался залп, и их почти всех поголовно смело как сор. Несколько уцелевших умудрились спуститься в ров, но раздался новый залп, и их не стало.

Ланн волновался; он снова вызывал охотников.

И снова выступили пятьдесят бесстрашных смельчаков, Увы, их постигла та же страшная участь.

Это обескуражило войско, и, когда маршал вызвал в третий раз охотников, никто не шевельнулся в ответ.

Ланн, конечно, мог бы приказать, и это приказание, несомненно, было бы тотчас же исполнено, но маршал прекрасно знал, что между тем, что солдат совершает по доброй воле, и тем, что он исполняет по приказанию, огромная разница.

Тогда отважный Ланн соскочил с коня и крикнул во всеуслышание:

— Никто не выходит? В таком случае я докажу вам, что, прежде чем стать маршалом Франции, я был гренадером, которым я остался и до сих пор! — И он схватил одну из лестниц и кинулся ко рву.

Его адъютанты: Марбо, Лабедуайер, д’Альбукерк, Вири, Микеле, Гранлис, Орсимон, Новар, Невантер, Мартенсар окружили его тесным кольцом, умоляя не подвергать себя опасности.

Но он в сильнейшем возмущении оттолкнул их от себя, настаивая на своем решении.

— Господин маршал, — осмелился сказать Марбо, — вы покроете нас несмываемым бесчестием, если получите хоть царапину, прежде чем мы будем все перебиты…

И он с силой вырвал лестницу из рук Ланна и взял ее на плечо, тогда как Вири поддерживал ее с другого конца; вслед за ними то же самое проделали попарно остальные адъютанты и ординарцы.

Пример был заразителен. При виде маршала, пэра Франции, оспаривающего у своих ординарцев честь первому идти на приступ, всю армию охватил безудержный энтузиазм. Раздались единодушные восторженные крики… Офицеры и солдаты — все кинулись вперед, все домогались чести идти впереди, оспаривали друг у друга право нести лестницы. Но время было упущено: никто не хотел уступить занятое место, тем более что, уступая теперь, можно было подать повод думать, что все предыдущее было не более как комедия.

Адъютанты и ординарцы были непоколебимы. Ланн взвесил обстоятельства и не прекословил, хотя и понимал, что это может одним махом лишить его штаба.

Марбо принял на себя команду над первыми четырьмя парами; Микеле командовал четырьмя последующими. Все двинулись вперед.

Они все шли гуськом, чтобы не представлять собой живой мишени, на расстоянии двадцати шагов друг от друга. Ланн, глядя издали, вполне одобрил такой прием:

— Спасибо, братцы! Теперь уже Регенсбургу пришел конец!