Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей - Сергей Яров Страница 95

Кардинально, почти противоположно изменялись политические оценки прошлого и настоящего, придавалось совершенно иное измерение литературным и художественным процессам прошедших десятилетий, в чем-то становилась иной (хотя и не столь впечатляюще быстро) и самая культура обычного поведения и взаимоотношения людей.

Политика «гласности», последовательно проводившаяся с января 1987 г., не имела поначалу отчетливо выраженных культурных целей. В первую очередь она рассматривалась как средство политических преобразований. Но характерно, что гласность не сразу затронула институты власти. Они еще продолжали долгое время оставаться закрытыми и недоступными для критики. Зато освещение «белых страниц» истории не возбранялось, и с каждым месяцем 1987 г. этот процесс все более усиливался.

Прежде всего объектом внимания общества стали замалчиваемый ранее террор 1930-х гг. и другие сталинские преступления. Они оценивались преимущественно с позиций шестидесятничества. Примечательно, что именно бывшие шестидесятники оказались в первых рядах «прорабов перестройки». Так вначале всерьез, а потом и несколько иронично назывались историки, публицисты и писатели, чьи острые и откровенные книги и статьи, посвященные как историческим, так и актуальным проблемам, приобрели широкий отклик в стране. Среди них чаще прочих назывались имена Ю. Карякина, Ю. Афанасьева, Ю. Черниченко, А. Нуйкина, А. Адамовича, Н. Ивановой, Л. Карпинского, Г. Попова. На какое-то время самой популярной в публицистике политической фигурой стал Н.И. Бухарин, облик которого приобрел в тогдашней литературе оттенок не всегда свойственный этому деятелю умеренности и либерализма.

Гласность, ослабление цензуры и идеологическая терпимость привели к обнажению тех расколов, которые всегда существовали в культурной среде, но еще не были широкими и публичными. Теперь вражда культурных течений стала откровенной и бескомпромиссной. Она не всегда покоилась на политической основе, но во многом отразила групповые, личные и художественные пристрастия и амбиции. Понятия «консерватор» и «демократ», «радикал» и «умеренный» в обозначившемся культурном размежевании являлись настолько условными, что вряд ли можно их привлекать для объяснения тогдашней борьбы в литературе и искусстве.

Причины вражды публицисты из «правого» лагеря прежде всего пытались представить как следствие различного отношения к восстановлению национального величия и к национальному возрождению страны. Они обвиняли своих оппонентов из «левого» лагеря (прежде всего, демократических политиков и писателей-шестидесятников) в том, что они разрушают Россию, преследуют все русское и разговорами об интернационализме затушевывают национальные задачи России. Сталин пользовался уважением среди многих «правых», хотя далеко не всех. Его политическая практика, правда, оставалась в тени, но зато как несомненное достоинство отмечались ее результаты — превращение СССР в сверхдержаву. Однако значительная часть «правых» отвергла не только Сталина, но и Ленина, равно как и когорту его соратников. Среди них особую неприязнь вызывали лица с нерусскими фамилиями, которым и приписывали главную роль в проведении «антирусской» политики. Протест части «правых» вызывал не только Большой террор 1937–1938 гг., но и политические репрессии ленинского времени и 1920-х гг. При этом они воспользовались нерешительностью демократических публицистов, в 1987–1988 гг. еще не сумевших провести кардинальную переоценку прежней «шестидесятнической» концепции «плохого Сталина» и «хорошего Ленина».

В противоположность «правым» «левые», к которым относили почти весь демократический лагерь, считали основой культурной вражды политические разногласия. В своих оппонентах они видели людей, которым советский режим создал условия наибольшего благоприятствования, которые благодаря его поддержке получили имя в литературе и искусстве и которые боялись лишиться своего былого веса в обществе и его культуре. Впрочем, они не отрицали и искренности позиций многих «правых», плохо понимавших, по их мнению, национальные приоритеты и интересы России.

Во многом благодаря полемике «левых» и «правых» началась переоценка всех периодов советской истории, сопровождаемая новым переосмыслением роли ее ведущих политических деятелей и государственных институтов. В ходе ее были пересмотрены как многие историософские концепции шестидесятников, так и теории их «правых» противников, которые преувеличивали значимость личностного и национального факторов в истории.

Культура 1987–1991 гг. оказалась наиболее политизированной по сравнению с прошлыми этапами советского общества. Отчасти это было предрешено и публикацией ранее запрещенных литературных произведений, широким прокатом прежде замалчиваемых или положенных на полку фильмов, «открытием» имен художников, музыкантов, артистов и ученых, «отлученных» от истории культуры вследствие их политических взглядов. То, что вышло тогда из-под спуда цензуры, имело, прежде всего, политический оттенок — именно это и предопределило его долгое утаивание. Знакомясь с художественными ценностями, прежде изъятыми из общественного употребления, миллионы людей тем самым знакомились с иными политическими представлениями. И это переплетение политического и культурного ощутимо сказалось на духовной революции, вызванной перестройкой.