Свердлов. Оккультные корни Октябрьской революции - Валерий Шамбаров Страница 94

5 сентября постановление о «красном терроре» принимает и Совнарком. «Предписывается всем Советам немедленно произвести аресты правых эсеров, представителей крупной буржуазии и офицерства… Подлежат расстрел у все лица, прикосновенные к белогвардейским организациям, заговорам и мятежам… Нам необходимо не медленно, раз и навсегда, очистить наш тыл от белогвардейской сволочи… Ни малейшего промедления при применении массового террора… Не око за око, а тысячу глаз за один. Тысячу жизней буржуазии за жизнь вождя! Да здравствует красный террор!» Списки казненных требовалось публиковать и вывешивать — чтоб боялись, чтоб кровь стыла в жилах. А для более решительного проведения террора предписывалось «укрепить» органы ЧК — направляя туда «ответственных товарищей» со стороны, из советских и партийных структур. Не лишне сопоставить с тем, что было сказано выше. Не только чекистских, но и партийных, советских «ответственных товарищей» тоже надо искупать в крови!

Подписали декрет два ставленника Свердлова — нарком юстиции Курский и нарком внутренних дел Петровский. Сам Яков Михайлович не подписал. Неудобно было при живом Ленине именоваться «председателем», а быть «и. о.» или «за председателя» его никто не уполномочивал несмотря на утверждения о «сговоренности». Но реально руководил Совнаркомом при принятии этого решения Свердлов. И на заседании 5 сентября председательствовал он. А во исполнение постановлений ВЦИК и Совнаркома Петровский издал «Приказ о заложниках»: «Из буржуазии и офицерства должно быть взято значительное количество заложников. При малейшей попытке сопротивления или малейшем движении в белогвардейской среде должен применяться безусловный массовый расстрел». «Направить все усилия к безусловному расстрелу всех, замешанных в белогвардейской работе»

И понеслось! По всей стране! Города «прочесывались» облавами. По улицам, по общественным местам, ночами — по квартирам жилых домов. Набирали заложников. Хотя этот термин в данном случае весьма некорректен. Вопрос о жизни заложника связывается с условиями, предъявленными противникам: будете вести себя так-то — убьем. По постановлению о «красном терроре» хватали просто по «социальному» признаку. Производили приблизительную сортировку — этих выпустить, этих в камеру, а этих — сразу на расстрел. А то и без сортировки на расстрел. Без каких-либо условий, без ожидания действий противников.

В одной лишь Москве за несколько дней было уничтожено не менее 500–600 человек. А скорее — тысяча. Ведь именно эта цифра указывалась в постановлении Совнаркома. Обреченных раздевали до нижнего белья, в таком виде сажали в грузовики и везли на Ходынское поле. Для казней специально выделялись подразделения красноармейцев, косившие жертвы залпами винтовок. При первых экзекуциях даже играл военный оркестр! Но для некоторых палачей убийство становилось и развлечением. Так, в Серебряном бору устраивались охоты на людей. Их по одному спускали с грузовика и приказывали бежать, настигая пулями. Фанни Каплан, также подведенная задним числом под декрет о «красном терроре», попала по алфавиту только в шестой список — каждый на 100 человек.

А «вопрос о трупах» сперва был решен таким образом, что тела расстрелянных развозили по моргам больниц и анатомическим театрам. При этом московским врачам и научным работникам было предложено в любом количестве брать трупы для исследовательских работ, анатомирования, препарирования. Вон, мол, какой богатый выбор — и мужчины, и женщины, разных возрастов, многие были совершенно здоровыми. Берите, налетайте! Это тоже, кстати, повторится в Третьем рейхе, где профессор Страсбургского университета Хирт воспользуется столь благоприятной возможностью и начнет собирать коллекцию черепов, скелетов и заспиртованных трупов представителей разных рас и народов. Но из русских врачей в 1918 г. не согласился никто. Да и морги больниц вскоре оказались переполнены. И тела начали просто закапывать за городом где попало.

В Петроград свердловский Совнарком спустил разнарядку на 500 человек, которые должны быть расстреляны. Но преемник Урицкого на посту председателя питерской ЧК Глеб Бокий проявил себя достойным учеником покойного шефа и выдвиженцем Якова Михайловича. Он значительно перевыполнил план и казнил 1300 — из них 900 в Петрограде и 400 в Кронштадте. Часть приговоренных погрузили в две баржи и затопили, трупы потом выбрасывало в Финляндии, многие были связаны колючей проволокой по 2–3 человека вместе.

Разумеется, не случайно и в Москве, и в Питере первый удар пришелся по священнослужителям. В самых первых партиях жертв приняли мученическую смерть выдающийся деятель Православной Церкви протоиерей о. Иоанн (Восторгов), епископ Ефрем, еще целый ряд священников и монахов.

В рамках развернутой кампании террор покатился и по другим городам, хотя и в меньших масштабах. Причем дело теперь было поставлено централизованно, со свердловской четкостью и привычкой к организации. Москва требовала докладов о ходе террора — и эти доклады становились не менее важными, чем фронтовые сводки. Из Нижнего Новгорода доносили, что там расстрелян 41 человек, из Смоленска — 38. В Пошехонской губернии был уничтожен 31, в Ярославле — 38, а в Перми — 50, в Иваново-Вознесенске — 184, в Воронеже даже сосчитать не потрудились, сообщили, что «много расстрелянных».

Но «красный террор» отнюдь не ограничивался едино-разовой кампанией! Она была только началом, стартом сатанинского кошмара. Зиновьев в середине сентября, явившись на заседание Петроградской ЧК, изложил свой «пакет предложений»: вооружить рабочих и предоставить им право самосуда. Пусть, мол, руководствуются «классовым чутьем» и убивают «контру» прямо на улицах, вообще без каких-либо формальностей. И Свердлову его идеи в принципе понравились. Хотя вооружать рабочих все же не стали. Остереглись. Поскольку у большинства рабочих такая власть уже в печенках сидела.

Пришлось действовать силами только верных слуг режима. Но и террор продолжился, превращаясь в постоянное, «обыденное» явление. И в неотъемлемую часть государственной политики. Инициативу Свердлова горячо подхватил Троцкий. Он заявлял, что «устрашение является могущественным средством политики, и надо быть ханжой, чтобы этого не понимать». И создал собственные карательные органы, Революционные Военные трибуналы. Независимые от ЧК и свердловских Ревтрибуналов. Радек требовал, чтобы казни были публичными — тогда они, дескать, окажут более сильное воздействие. А член коллегии ВЧК Лацис (Судрабс) писал: «Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для эксплуатации низших классов». Он стал одним из главных теоретиков террора и рассуждал в «Известиях» о новых законах войны, отметающих все прежние правила и конвенции: «Все это только смешно. Вырезать всех раненых в боях против тебя — вот закон гражданской войны».

Впрочем, и «своих» не щадили. Строительство и укрепление армии Троцкий вел драконовскими мерами. Когда красные войска бросили Казань, а белогвардейцы с чехами вслед за ними двинулись к Свияжску, туда прибыл Лев Давидович и останавливал отступавшие части. Приговорил к смерти 27 ответственных работников, бежавших от чехов, а простых красноармейцев, по свидетельству Ларисы Рейснер, «расстреливали, как собак». Троцкий ввел «децимации» — выстраивал отступившие полки, приказывал рассчитаться по порядку номеров, и каждого десятого казнили. Случалось подобное и в других местах. Так, на Северном фронте однажды расстреляли целый полк, отказавшийся идти в атаку.