История Османской империи. Видение Османа - Кэролайн Финкель Страница 93

Хотя Гюрджю Абдулнеби встревожил Анатолию, находившуюся в самом сердце османского государства, его восстание не привело к улучшению жизни местного населения. В 1650 году владельцам государственных земельных наделов было приказано выплатить половину своих доходов в качестве единовременного налога. Это был шаг, который лишь обострил и без того тревожную ситуацию в провинциях. «Мятежные паши» добивались выдающихся успехов благодаря неразберихе, которая грозила стать нормой жизни: они то служили государству, то оказывали ему сопротивление, а когда им приказывали сражаться с подобными им деятелями, они поневоле становились представителями центральной власти. Эти люди надеялись ознакомить государственных сановников в Стамбуле с тем, что вызывало тревогу в провинциях, и навязать им свою точку зрения на то, каким должно быть государственное управление в том хаосе, очевидцами которого они являлись. Когда различные политические группировки в Стамбуле объединились в той мере, в какой это было достаточно для того, чтобы пресечь деятельность этих пашей, они сумели это сделать. Впрочем, им часто не хватало такого единства, и ужасающая перспектива увидеть тысячи вооруженных людей, двигавшихся на столицу, не оставляла им другого выбора, кроме как подчиниться (в большей или меньшей степени) требованиям пашей включить их (или вернуть) в состав правящего истэблишмента. Мятеж Гюрджю Абдулнеби, последний акт которого разыгрался в непосредственной близости от столицы, стал одним из многих ярких проявлений глубоко укоренившегося чувства возмущения тем, что янычары все больше и больше контролируют центральную власть. (За семь лет до этого в Англии марш враждебно настроенной армии на столицу привел к похожей безвыходной ситуации при Тернхэм-Грин, расположенном на таком же расстоянии от центра Лондона, как Булгурлу от центра Стамбула. Но в том случае «мятежником» был король Карл I, пытавшийся возвратить себе трон, а теми, кто стоял у власти, были члены «долгого парламента».)

Примечательно то, что кавказское происхождение было общей особенностью нескольких мятежных пашей, получивших особую известность в период между убийством султана Османа в 1623 году и временным затишьем в провинциях, наступившим после того, как в 1656 году великим визирем был назначен Кёпрюлю Мехмед-паша, который когда-то был пленником Варвар Али-паши. Абаза Мехмед-паша был, как и Ипшир Мустафа-паша, родом из расположенной на кавказском побережье Черного моря Абхазии. Гюрджю Абдулнеби был грузином. Дервиш Мехмед-паша, находившийся на посту великого визиря в 1653–1654 годы, тоже был кавказцем. Еще одним абхазцем являлся родственник и покровитель Эвлия Челеби, Мелек Ахмед-паша. Отмечая то, что абхазцы считались скупыми, Эвлия утверждал, что родившегося в Стамбуле Мелек Ахмеда нельзя считать таковым. Такие люди не являлись результатом набора молодежи, поскольку они с самого рождения были мусульманами и родились в регионе, который, как правило, не пополнял правящий истэблишмент своими уроженцами. Возможность поступить на государственную службу была предоставлена кавказским юношам с конца XVI столетия. Описывая квартал Галаты, расположенный возле того места, где отливали пушки, Эвлия Челеби отмечает, что его жителями главным образом были выходцы с берегов Черного моря, а также Грузии и Абхазии. Он писал, что абхазцы отправляли своих годовалых или двухлетних детей обратно в свою страну, чтобы они там получили воспитание, а потом, в возрасте пятнадцати лет, они возвращались в Стамбул, где их дарили фаворитам султана или продавали государственным сановникам. Именно так, писал Эвлия, поступил на государственную службу Мелек Ахмед.

Другие мятежники были родом из западных окраин империи, и их рекрутировали во время обычных наборов молодежи. Например, Варвар Али-паша был из Боснии, ^[33] а Дефтердарзаде Мехмед-паша, одно время являвшийся покровителем Эвлия Челеби, родился в Герцеговине. Из сообщений современников ясно, что между выходцами из Боснии и Албании, как и между уроженцами Абхазии, Грузии и других районов Кавказа, были напряженные отношения. Те выходцы с Балкан, которые становились частью Османской империи, считали кавказцев чужаками, присутствие которых нежелательно. Так, например, Дефтердарзаде Мехмед указывал на абхазское происхождение Мустафа-паши, когда предупреждал несчастного Варвар Али, что ему нельзя доверять.

В августе 1650 года Мелек Ахмед-паша был назначен великим визирем, но спустя год его пребывание на этом посту неожиданно закончилось по причине того, что он проявил некомпетентность, столкнувшись с яростным бунтом стамбульских лавочников. В эти годы казна была пуста, и, когда летом 1651 года настало время выплатить жалованье янычарам, государственный казначей тайно договорился с офицерами янычар собрать все неполновесные деньги, отчеканенные на Белградском монетном дворе, и все фальшивые монеты, которые они только смогут найти. После этого лавочников Стамбула стали принуждать обменивать эти монеты на принадлежавшие им золотые монеты с убытком в 30 процентов по официальному курсу. Затем эти золотые монеты обменивали на серебро у менял в убыток последним. Таким способом была получена такая сумма наличных денег, которой хватило и на то, чтобы выплатить жалованье рядовым янычарам, и на то, чтобы их офицеры получили с этой операции существенную прибыль. Когда все это было проделано, стало больше, чем обычно, неполновесных денег, доступных для таких финансовых манипуляций, но по причине небезопасности морских путей (по всей вероятности, из-за продолжавшихся нападений казаков) не было возможности выслать оплату гарнизону Азова.

Руководители гильдий обратились с жалобами к Мелек Ахмед-паше, упомянув еще четырнадцать видов налогообложения, которым они подверглись в том году помимо этого последнего притеснения. Но их мольбы оказались напрасными. Мелек Ахмед оскорбил их, назвав «неверными собаками», и приказал выгнать. 21 августа негативная реакция на распространение неполновесных денег проявилась в виде беспорядков на стамбульском базаре. Торговцы закрыли свои лавки, а их вожаки собрались в резеденции шейх-уль-ислама Карачелебизаде Абдулазиза-эфенди (который в прошлом был главным судьей как Румелии, так и Анатолиии, и, сыграв свою роль в низвержении султана Ибрагима, находился в плохих отношениях с Кёсем Султан), написавшего историю своей эпохи, в которой упомянул о своей причастности к бунту лавочников. Вожаки лавочников обратились к шейх-уль-исламу с просьбой выступить их посредником в переговорах с султанам, но он ответил, что не может, и посоветовал им еще раз пойти к великому визирю. Но их тон был угрожающим, и ему пришлось написать Мелек Ахмеду по этому вопросу. Упущенным в отчете Карачелебизаде Абдулазиза (но упомянутым Мустафой Наима) является тот факт, что когда вожаки лавочников стали настаивать на том, чтобы шейх-уль-ислам пришел во дворец до того, как они в нем появятся, он ушел в другую комнату, под тем предлогом, что ему нужно совершить омовение, и попытался незаметно сбежать из своего дома. Ему оседлали лошадь и под пристальным наблюдением сопроводили к мечети Айя София, где была собрана толпа, численность которой, согласно его оценке, составляла 20 000 человек.