Великая война без ретуши. Записки корпусного врача - Василий Кравков Страница 93

Проклятые аэропланы стали назойливыми как мухи, палят в нас из пулеметов; за неимением у нас зенитных орудий мы не имеем возможности их обстреливать ни здесь, в Завалуве, ни в Подгайцах, где расположен штаб 2-го корпуса. […]

16 сентября. Погода захмурилась. Ночью спал как-то тревожно; сильно гвоздила артиллерия. Приказ по корпусу от 16 сего сент[ября] № 123: выполнение все той же задачи, объявленной в приказе от 9 сент[ября] №121. Продолжаем топтаться на одном и том же месте с потерями большого количества людей… На всех действиях наших — всероссийская печать ремесленничества, инертности, канцеляризма без следа одушевляющих чувств и вдохновенного творчества; свободное от механической работы офицерство при штабе влачит полусонное существование, убивая время в картах и, если можно — в выпивке. Жрут с колоссальным аппетитом, особенно корпусной ветеринар, готовый вот-вот лопнуть.

Виновником неудачной операции 12-й дивизии 14—15 сентября наши штабные считают degowno Эггерта ^[795] и командира 45-го стрелк[ового] полка Романовского ^[796]. Да вообще, где только мы ни столкнемся лицом к лицу с немцем — везде нам не везет.

Происходит и с той, и с другой стороны «перегруппировка сил». Ожидают переброску к нам сюда 12-й армии из-под Риги. Под Сморгонью недавно немцы развитием удушающих газов поморили у нас массу солдат. Противопоставить им в этом мы можем лишь одну бутафорию… […]

17 сентября. […] Второй день как потеплело. День серенький с наклонностью к дождю. Готовившаяся атака нашим корпусом пока отсрочена. Идет теперь смертный бой на нашем правом фланге, где расположены 3-й Кавказский, 2-й и 16-й арм[ейские] корпуса. По донесениям, мы немножечко продвинулись к Бржезанам, но еще вопрос, удастся ли нам закрепиться. Наши хвалят действия 3-го Кавказского] корпуса. Но сколь неисчислимых жертв нам стоит каждое вершковое продвижение?! Солдаты говорят, что «это не война, а одно лишь смертоубийство».

Большую тревогу внушают действия 12-й дивизии, руководимой генер[алом] Эггертом, негодным и неспособным военачальником, к[ото]рый во время боев совсем безумеет, уходит в блиндаж, дрожит и буквально все время под себя испражняется; его ближайшие помощники в лице командира 45-го полка Романовского и бригадного командира артиллерии Фиалковского ^[797] как воеводы еще того хуже, совмещают с полным своим невежеством еще безучастность и небрежение к делу.

Под несмолкаемую ураганную пальбу с правого фланга прошелся в лазарет 12-й дивизии, расположившийся при въезде в Завалув в замке — старом, полуразрушенным артиллерийским огнем. Здесь уцелели «гробовец Рачинского» ^[798] (владельца замка) и недавно поставленный памятник какому-то австрийскому большому четнику с надписью: «…да снится ему самостийная Украина». Впервые увидел платановые деревья. […]

18 сентября. […] Заехал в штаб генерал Федоров, бывший временно при 3-м Кавказск[ом] корпусе. Оказывается, что в результате бывших на днях боев на правом фланге — одна грусть. Донесения 3-го Кавк[азского] корпуса о его нек[ото]ром продвижении — сплошная ложь. Вообще все наши воеводы от мала до велика поглощены лишь мыслью, как бы половчей самим выкрутиться, для чего стараются всячески передергивать карты и врут, врут и бессовестно врут; на ложном материале реляций строятся сводки, даются директивы, получается невообразимый хаос. Полная разъединенность действий — кто в лес, кто по дрова. В 12-й дивизии один из полковых командиров телеграфно просит прислать скорее офицера Генерального штаба показать, где на карте находится буква «О», а то-де он рискует по ошибке атаковать букву «У». В происходящих боях наши были в полном неведении, где окопы неприятельские; артиллерия жарила по своим, немцы отлично были осведомлены о местонахождении наших батарей, мы же — не знали, где их батареи расположены, и палили наугад. Причиной выставляется отсутствие у нас воздушной разведки, к[ото]рая прекрасно поставлена у немцев. […]

19 сентября. […] По оперативной сводке видно, что в результате прескучных боев нашего правого фланга (16-й, 2-й армейские и 3-й Кавк[азский] корпуса) ничего радостного для успехов нашего оружия не получилось — части возвратились к своему исходному положению. С людьми наши воеводы маневрируют — две капли воды к[а]к с входящими и исходящими бумагами, с той лишь разницей, что к последним относятся бережней и сердечней… И ответственности больше за правильное ведение их, чем за расходование жизней серой массы!.. […]

20 сентября. […] Действия 3-го Кавказс[кого] и 16-го арм[ейского] корпусов окончились лишь огромными потерями в людях и материальных средствах. Жолкевка и Потуторы ^[799] продолжают оставаться в руках несокрушимых тевтонов. Наш штаб все еще в Завалуве, и, всего вероятнее, нам придется и зазимовать в занимаемом районе; здесь воздвигнуто немцами против нас то же, что и под Ригой, да немцы с Северного фронта перетянулись сюда нам навстречу — своего рода contredanse. ^[800] За нашим корпусом следом с севера уже идут, по слухам, 21-й армейский и 6-й […]

21 сентября. Светлый, погожий денек. Направление нашему корпусу дано на Миколаев ^[801]. Где-то мы зазимуем? […]

22 сентября. Воспользовался хорошей погодой и более или менее исправной дорогой, ч[то]б[ы] объехать санитарные учреждения корпуса. […]

Видел в лазарете пятерых офицериков — несчастных прапорщиков, «контуженных»; по докладу мне малоопытного еще врача все они страдали якобы расстройством речи к[а]к последствием контузии; в разговоре со мной бедненькие сконфуженно и неумело делали вид, что заикаются. Бог им судья, мне только невыразимо было их жаль, и я не препятствовал их эвакуации. Все находящиеся на позициях офицеры всячески стремятся под тем или другим предлогом к[акой]-либо болезни поскорее утечь в тыл; о солдатах нечего и говорить! […]

23 сентября. […] Идет непрекращающаяся ни днем, ни ночью жестокая канонада в районе 2-го, 16-го армейских и 3-го Кавказского] корп[усов]. Нашему корпусу предстоит работать с 27–28 числа. Много грома, колоссальные потери, а воз все на том же месте — встретившись опять с немцами, не взяли ни пяди земли. Гвоздят же наши воеводы как-то все по заведенному ^[802], без искорки творчества, ч[то]б[ы] ухитриться придумать к[акой]-л[ибо] искусный маневр. Перед нами — непреодолимая гранитная скала. Спрашиваю своих стратегов, почему действуем мы т[а] к бесцветно и шаблонно — отвечают мне: на то, вероятно, имеются политические соображения, в глазах наших союзников надо-де показать, что мы действуем, скольких бы бесплодных жертв людьми эти действия ни стоили!