Побоище князя Игоря - Виктор Поротников Страница 92

Русичи ещё издали увидели облака пыли и блестевшие в буро-серых клубах острия копий и сабель. От гула половецкой конницы дрожала земля.

До реки было уже рукой подать, но пришлось изготовляться к битве, чтобы не быть сметёнными конной лавой.

Восходящее солнце слепило половцам глаза, поэтому ханы норовили ударить с восточной и северной сторон. Орды шли в атаку чередуясь, одна за другой, давая лошадям передышку и пополняя колчаны стрелами.

Русский строй, обрамленный склонёнными копьями и заострёнными книзу червлёными щитами, где-то вдавливался под натиском степной конницы, где-то, наоборот, выгибался дутой. Особенно жаркая сеча была там, где сражался Всеволод, посадивший своих курян на оставшихся лошадей. Он бесстрашно врывался неполной сотней своих гридней в самую гущу врагов. Там, где он рубился, степь была густо усеяна мёртвыми телами и покалеченными лошадьми.

Многие половецкие храбрецы, пытавшиеся обезоружить Всеволода и взять его в плен, нашли свою смерть от его меча. Один раз Всеволод бился сразу против троих врагов и зарубил всех. Поражённые силой и отвагой русского князя, степняки уже не рвались к нему, но старались поразить его издали из лука либо заарканить петлёй.

Солнце поднялось к зениту. Половцы ослабили натиск.

Пользуясь затишьем, русские полки выбрались наконец к реке.

Ратники вместе с конями гурьбой ринулись к воде, не обращая внимания на стрелы, которые выпускали державшиеся в отдалении степняки.

Видя, что порядок в русских полках нарушен, половцы, конные и пешие, устремились на русичей с ближнего холма и со стороны равнины, решив одним мощным ударом сбросить Игорево войско в реку.

Всеволод, Игорь и Бренк пинками и тумаками принуждали ратников становиться в строй.

Перемешавшиеся дружины были похожи на стадо испуганных овец. Навалившиеся всей массой половцы в первые минуты рассекли Игореву рать на не сколько больших отрядов. Однако русичи сумели вновь сплотиться все вместе, стиснув в своих порядках несколько десятков наиболее зарвавшихся степняков.

Перелома в битве не наступило.

Наоборот, русичам стало легче сражаться, ибо спину им прикрывала река. Теперь уже Игоревы воины бились попеременно, имея возможность напиться воды и перевязать раны.

Ханы, посовещавшись, решили оттеснить Игоревы полки от реки на равнины с тем, чтобы вновь взять их в кольцо.

У могучего Омели сломался меч. Он схватил топор на длинной рукоятке и принялся орудовать им с такой яростью, что вскоре навалил перед собой целую груду из порубленных степняков, убив сгоряча и пару лошадей. В Омелиной сотне уцелело не более сорока человек, и те почти все были изранены стрелами.

На Вышеславе вся кольчуга была изодрана, на теле было множество ран, но ни одной серьёзной. Он сражался поблизости от Омели и слышал у себя за спиной изумлённо-восхищённые возгласы воинов:

— Сотник-то наш весь в кровище, а дерётся как зверь!

— Живого места на нём нету. И откель силы берутся?

— Да, такого храбра поискать!

После полудня половцам удалось-таки оттеснить Игорево войско от реки.

Но русичи, нащупав слабину в половецких отрядах, с неожиданным проворством двинулись вперёд, гоня врага перед собой. Кончак и Гза, сообразив, что те хотят закрепиться на холме, двинули к его подножию лучших своих батыров.

Сошлись половецкие батыры с отважными курянами, коих возглавлял Всеволод Святославич.

Нашла коса на камень! Так и гремят о шлемы аварские харалужные мечи русичей, кладут куряне степных витязей одного за другим. А позолоченной шлем Всеволода сияет, будто звезда, впереди русской дружины. Двух коней под ним убили, а на самом князе ни единой раны нет, так крепка сарацинская бронь, так умела рука и остёр меч.

Шаг за шагом, ведомые Всеволодом, взобрались куряне на вершину холма и установили там жёлто-чёрный стяг своего храброго князя.

Русичи, видя знакомое знамя, воспрянули духом.

— Вот как сражаться надо, вот как! — кричит Кончак на ханов.

Гза слез с седла, когда к нему принесли на скрещённых копьях его самого храброго бея. По степному обычаю Гза сорвал несколько сухих травинок и положил убитому на лицо, прошептав короткую молитву для духов-предков. Став на одно колено подле мертвеца, Гза опустил голову на грудь, чтобы скрыть набежавшие слёзы. Он потерял уже половину войска. И какого войска...

Изнемогают ратники с той и с другой стороны. Медленней становятся удары, тают силы. Кони от жары языки высунули, клонят морды к земле. Дрожит от зноя воздух.

Из русичей многие посбрасывали тяжёлые кольчуги, поснимали рубахи, лоснятся от пота голые спины воинов.

У степняков стрел почти не осталось. Кончак последние сотни в битву бросил — лучших своих чау широв. Вёл их Кончаков зять, Баксу.

Ударили ханские чауширы на черниговских ковуев. Дрогнули ковуи.

Увидел Игорь с холма — гонят их половцы. Помчался перенять бегущих, но конь, измученный жаждой, не мог скакать быстро. Понял Игорь, что не успеть, и повернул назад. Не было с ним никого из гридней.

Наперерез Игорю устремились несколько половецких всадников, среди них один на белом коне.

До русских дружин оставался всего один перестрел, когда захлестнул Игоря волосяной аркан. Выхватило его из седла и грянуло оземь так, что боль молнией прошла по всему телу. Сверху навалились два степняка, опутали ремнями. От сильной боли в раненой руке Игорь потерял сознание. А когда очнулся, то увидел себя лежащим на траве в окружении половецких воинов. И стоящего Кончака рядом.

На лице хана не было торжества или злорадства, скорее сожаление.

Кончак снял с головы шлем и промолвил, будто прося прощения:

— Не серчай, князь. Не я тебя звал, сам пришёл.

* * *

Бегство ковуев и пленение Игоря угнетающе подействовали па русское войско.

А тут ещё убили Бренка. Рыльская дружина совсем упала духом.

Половцы, надвинувшись со всех сторон, обступили русичей на холме.

— Не посрамим земли Русской! — кричал Всеволод, ободряя воинов. — Мы ещё не прах, и стяги наши стоят! Пусть дети бесовы не радуются, ибо ещё многие из них найдут погибель от мечей наших! Станем крепко, братья, и потягнем!

Но словно что-то надломилось в сердцах ратников, не было в них прежней удали и отваги. Согнулась воля бойцов, и враз не стало сил сдерживать вражеский напор. Лишь куряне были всё так же несгибаемы.

От половцев то и дело подъезжали глашатаи, призывая русичей сдаваться. Выкликали поимённо князей и воевод, утверждая, что, мол, сам Игорь просит их сдаться.

Первым не выдержал Владимир.

— Сложу оружие, коль отец велит, — сказал он.