Неизвестные трагедии Первой мировой. Пленные. Дезертиры. Беженцы - Максим Оськин Страница 91

Военно-полевой суд, на созыве которого (и заранее вынесенном в Ставке приговоре) настаивал лично великий князь Николай Николаевич, отказался даже рассматривать дело, очевидно «шитое белыми нитками». При этом главным обвинителем выступил никому не известный подпоручик (!!!) Я. П. Колаковский, поступивший к немцам на службу, но затем вдруг решивший повиниться и добровольно явившийся в Главный штаб. Можно себе представить, как в 1945 году на процессе генерала А. А. Власова главным обвинителем выступил бы какой-нибудь бывший военнопленный лейтенант, работавший на абвер.

Суть проблемы состояла в том, что Ставке требовалось оправдаться перед общественным мнением страны за допущенные ошибки руководства Действующей армией, и Верховный главнокомандующий, ничтоже сумняшеся, решил оправдываться поиском «шпионов». Следствие, как это ни странно, производилось гражданским, а не военным следователем (напомним, что обвинение состояло в «государственной измене» во время войны). Странности, конечно, не было, так как военно-полевой суд уже признал дело бездоказательным, а обвинить в мародерстве можно было очень многих и создавать прецедент никому не хотелось. Очень уж видные люди вывозили имущественные ценности из дворянских имений польских, австрийских, венгерских и немецких магнатов.

К тому же высокопоставленные офицеры имели свои личные счеты к полковнику Мясоедову. При военном министре ген. В. А. Сухомлинове, как считалось, он одно время руководил деятельностью жандармской организации в армии, призванной следить за политической благонадежностью офицерства после Первой Русской революции 1905–1907 гг. И хотя принадлежность к жандармейщине не была доказана, так считали многие и потому принимали за истину в последней инстанции. Понятно, что офицерский корпус негативно относился к жандармской работе, вплоть до того, что офицерам, перешедшим в жандармерию, бывшие сослуживцы не подавали руки при встрече. Теперь же в руки попал один из высокопоставленных функционеров, некогда распоряжавшийся составлением «черных списков», от которых зависело продвижение офицера по службе.

В середине марта полковник Мясоедов был повешен в Варшаве. Поспешность казни была вызвана тем, что вешали невинного человека, что прекрасно сознавалось как судьями, так и великим князем Николаем Николаевичем. В низах же эту поспешность интерпретировали как стремление скрыть разоблачение других, еще более высокопоставленных предателей.

Контрразведка Варшавского военного округа, теперь работавшая в штабе Северо-Западного фронта, во главе с полковником Н. С. Батюшиным поспешила «раздуть дело», произведя массовые аресты, после чего к массе людей были применены суды, высылки в глубь империи, тюремное заключение и прочие меры. «Последствием этой варварской казни была захлестнувшая Российскую империю шпиономания. Повальные аресты, сотни обысканных квартир, тысячи страниц конфискованных документов». ^[369] По «делу Мясоедова» были повешены еще несколько человек, в отношении которых можно было говорить о чем угодно, но только не о шпионаже. Неизвестно, как чувствовали себя судьи, выносившие не что-нибудь, а смертные приговоры людям, о невиновности которых для такой меры наказания они прекрасно знали. Единственным «оправданием» может стать тот факт, что Верховный главнокомандующий лично настаивал на смертных и жестоких приговорах, угрожая начальству Варшавы смещением с должности в случае проявленной мягкости.

Десятки тысяч напрасно погибших солдат и офицеров вследствие некомпетентности Верховного главнокомандования, миллионы выселенных в ходе эвакуации 1915 года, прямое и откровенное предательство императора, приведшее его вместе с семьей к гибели, — вот лишь небольшой перечень преступлений, оставшихся на совести великого князя Николая Николаевича.

Бесспорно, что в ходе расследования в сети контрразведки попали и действительные шпионы, и просто темные махинаторы. Но смысл «дела Мясоедова» заключался в том, что оно, имея конечной целью удар по военному министру ген. В. А. Сухомлинову — личному врагу великого князя Николая Николаевича, было широко разрекламировано на всю страну. В данном контексте неважно, был ли виновен Мясоедов настолько, чтобы быть повешенным. Главное — военное министерство было обвинено Ставкой в неподготовленности Российской империи к войне.

Тот же факт, что неумелое руководство военными действиями со стороны Ставки и великого князя Николая Николаевича лично эту неготовность усугубило до критической величины баланса на краю пропасти, остался недоступным для солдат и офицеров, а также всего населения страны. Разве это военный министр умудрился катастрофически проиграть заблаговременно подготовленную до войны Восточно-Прусскую операцию при исходном превосходстве в силах? Что же тогда делал Верховный главнокомандующий — преспокойно почивал в штабном вагоне? А ведь в начале войны русская Действующая армия имела все, потребное для сражения: и прекрасно подготовленных людей, и винтовки, и патроны. Как же можно было потерять четверть миллиона солдат и офицеров за три недели в наступательной операции? Это надо уметь — вот великий князь Николай Николаевич и сумел.

В данном конкретном случае арест Мясоедова помог объяснить новое тяжелое поражение — разгром русской 10-й армии в Августовской оборонительной операции января-февраля 1915 года, так как именно в штабе 10-й армии работал С. Н. Мясоедов. Действительный виновник поражения — главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта ген. Н. В. Рузский поспешил санкционировать арест Мясоедова. Главным же организатором судилища выступил ближайший помощник генерала Рузского — ген. М. Д. Бонч-Бруевич, родной брат соратника В. И. Ленина, его личного секретаря и канонического биографа, В. Д. Бонч-Бруевича. Того самого Бонч-Бруевича, что в марте 1917 года первым опубликует Приказ № 1, разваливший российские Вооруженные силы. Брат-генерал в СССР опубликует мемуары под характерным названием «Вся власть Советам!». Можно ли поразиться тому, что этот человек сделает все, потребное для дискредитации царского режима?

Итак, вся информация о поразившей Вооруженные силы «измене» шла сверху. Поэтому в «низах» «дело Мясоедова» приобретало порой совсем уже невероятную окраску, раздуваемую дикими слухами. Отступавшие войска с удовольствием муссировали слухи, так как не могли найти иного оправдания своим поражениям. Личность великого князя была чрезвычайно популярна в войсках, ^[370] и обвинить его в неудачах, что было бы естественно, не желали. Так, участник войны (младший офицер) передает следующие слухи, которые витали вокруг истории с полковником Мясоедовым: якобы предательство С. Н. Мясоедова раскрыл специально для этого присланный из Франции генерал По (глава французской военной миссии в России), а саму шпионскую организацию вскрыли японцы и через генерала По довели до сведения русских. Участие в шпиономании союзников, как это воспринималось в низах Действующей армии, вообще весьма характерно. Спустя полтора года именно союзники (в данном случае — англичане) будут реально стоять за подготовкой убийства Г. Е. Распутина — человека, который последовательно настаивал на выходе России из войны, ведшейся за интересы Англии, но не России. Называлась и сумма предательства Мясоедова — 100 000 000 марок. ^[371] Ясное дело, чем невероятнее цифра «Иудиных денег», тем ей больше доверия.