Греческая религия. Архаика и классика - Вальтер Буркерт Страница 91

Девственность Артемиды — это не та бесполость, которая характеризует Афину, практичную, организаторскую мудрость, но своеобразный эротический, вызывающий идеал. В «Илиаде» только однажды упоминается «хор Артемиды»¹⁵; это упоминание связано с рассказом о том, как Гермес воспылал любовью к одной из участниц хора и вскоре сделал ее матерью. Вообще этот «хор Артемиды» всегда располагает к похищению девушек: так Диоскуры похищают Левкиппид, а Тесей — Елену¹⁶. Каллисто, «Прекраснейшая», охотилась в свите Артемиды; Зевс принял облик самой богини и совокупился с Каллисто, обратив образ «чистой девы» в крайнюю его противоположность — так он стал отцом Аркаса, родоначальника жителей Аркадии¹⁷.

Здесь, как и в других случаях, живописное изображение Артемиды и ее свиты связывается с отправлением культа. Ведь само слово nymphe обозначает как божественных существ, живущих в источниках и цветах, так и человеческих «невест» и «молодых женщин» во время первой любовной встречи. Танцовщицы из Карий, «кариатиды», в равной мере легендарны и реальны¹⁸. Повсюду девочки, почти достигшие зрелости, собираются в группы для плясок, особенно на праздниках в честь богини; это и на самом деле рассматривалось как серьезная возможность для молодого человека познакомиться с девушкой¹⁹. Иногда девушек в рамках обряда инициации отдавали на длительное время Артемиде, чтобы они служили исключительно ей; наиболее известный пример — Браврон близ Афин²⁰. В другом культе девушки во время игры привязывают к поясу фаллосы²¹, что находит отражение в своеобразной судьбе Каллисто, или надевают на себя гротескные маски вроде тех, какие были найдены в святилище Ортии²²; подобно своей богине, девушки могли являться в обличье Горгоны, что позволяло еще более резко обозначить их исключительный статус: нахождение «вовне» по отношению к остальному миру.

При этом веселая и не вполне невинная картина артемисийских девичьих стаек имеет мрачный подтекст. Девственная богиня страшна и жестока, ее стрела грозит каждой девушке, становящейся женщиной. Гера говорит Артемиде: «(Тебя) над смертными женами львицей Зевс поставил, над ними свирепствовать дал тебе волю»²³. Служение в брав-ронском храме, а также более простые жертвы-proteleia, приносимые Артемиде²⁴, были превентивной попыткой откупиться от власти девственной богини. Женщины, умиравшие при родах, были непосредственными ее жертвами; их одежды отдавали в Браврон²⁵. Но подобно тому, как бог чумы одновременно является и богом-целителем, дева является в то же время и богиней родов: громкий крик ужаса, издаваемый женщиной, призывал ее на помощь — она приходила и избавляла страждущую²⁶; так происходило слияние образов Артемиды и Илифии. Без Артемиды не могло быть свадьбы: то, что предшествует этому решающему поворотному моменту в жизни девушки, и то, что следует за ним, подвластно этой богине — она и насылает опасности, и отводит их.

Будучи богиней того, что «вовне», Артемида управляет охотой и инициацией девушек. Этиологический миф указывает на более тесную связь этих двух сфер: посвящение девушек в Браврон является искуплением за одного из священных медведей Артемиды, которого убили аттические юноши²⁷ — потому и самих девушек называют «медведицами», arktoi. Девушка в роли заместительной жертвы, приносимой зверю, которого предстоит убить, представленная в мифе как невеста медведя или буйвола — широко распространенный в охотничьих культурах мотив. Этот мотив виден и в мифе об Ифигении, самом известном греческом мифе о человеческом жертвоприношении: Агамемнон убивает оленя в роще Артемиды, и богиня требует в качестве жертвы его дочь²⁸; додуманный в дальнейшем сюжет заменяет девушку на алтаре ланью. В контексте эпоса такое жертвоприношение выполняет функцию объявления войны. В реальности перед битвой приносили коз в жертву Артемиде Агротере²⁹. Охота и военный поход предстают эквивалентными. За инициацией девушек обнаруживается еще более глубокий слой — принесение девушек в жертву. И подобно тому, как Аполлон отражается в Ахилле, так Артемида отражается в Ифигении, которая сама становится богиней, второй Артемидой³⁰. Так именно образ «девы» вырастает из жертвы.

В действительности Артемида была и остается повелительницей жертвы, — причем именно жестокой, кровавой жертвы. Изображение богини, которое Орест увез из Тавриды вместе с Ифигенией, требует человеческой крови. Его привозят в аттические Галы Арафенид-ские, где на празднике Артемиды Таврополос одному человеку надрезают до крови шею³¹, а также и в Спарту, где на празднике Ор-тии льется кровь мальчиков. Бичевание в театре, которое демонстрируется туристической публике под видом соревнования в стойкости, в такой форме возникает, очевидно, лишь в императорскую эпоху. Древнейшие источники указывают на культовую игру, состоящую в том, что определенная — возможно, возрастная — группа должна похитить «сыр» с алтаря Артемиды³², а другие преграждают им дорогу бичами. Это тоже вовсе не является для греков образцом «непорочного» благочестия. В ритуальной жестокости в полисную культуру¹ проникает нечто от древней суровости нецивилизованного бытия. Греки предпочитали видеть здесь связь с варварами-таврами с далекого севера, хотя и не оспаривали идентичности жестокой богини с прелестной предводительницей нимф.