Иван Молодой. Власть полынная - Борис Тумасов Страница 91

Государь продолжил разговор:

- Врагов у Московской Руси много, Елена. Князей удельных усмирили, братья мои пока замолчали, поджали хвосты, Орда Золотая, какая грозила нам до смерти своего хана Ахмата, тоже скончалась. Но вот угроза нам постоянная с западных рубежей, от ляхов и Литвы. Речь Посполитая - вот кого остерегаться надобно… Потому, Елена Стефановна, и лаз строю. А выход ему не к Москве-реке будет, а совсем в иную сторону, к лесам подмосковным.

Слушала княгиня, ни разу свекра не прервала. Мысль ворохнулась: одиноко государю, коли к ней, невестке, пришел выговориться. Сжалось сердце: ведь Софье не открылся, никому из бояр не проговорился, даже от сына Ивана все таил. Елена положила ладонь Ивану Третьему на руку и сказала:

- Хворь, государь, одолевает великого князя Ивана Молодого. - Она продолжала удерживать руку Ивана Третьего в своей руке. - Тяжкая хворь, чую. И не только ногами, душой мается он.

- На итальянца-лекаря надежда, Елена. Московской Руси великий князь здравым надобен. Слышь, Елена Стефановна, здравым! Ты уж, княгиня, проследи за ним. Виновен я. Может, в борозду государственную преждевременно поставил его, повременить надобно было. Но уж слишком сгущались тучи над Русью Московской!

- Государь, в чем вины твои, не мне судить. Одно знаю: власть ему тобой дадена, но не по твоей воле у него пытаются отнять ее…

У Ивана Васильевича взметнулись брови:

- Ты кого имеешь в виду?

- Господа нашего Всевышнего! - нашлась с ответом Елена.

Государь вздохнул:

- Мудра ты, Елена. Ох, как мудра. Тебе бы не бабий сарафан носить, а рубаху кольчужную и меч. Сына бы мне такого!

Елена усмехнулась:

- Внук Дмитрий растет, Рюрикович!

Дай-то Бог, дай! А Ивану скажи, пусть поправляется. Никто у него великого княжения не заберет. В Тверь я его на поправку послал. - Уже уходя, от двери повернулся: - На Думе решать будем о стене кремлевской. Обветшала она…

На Думе Иван Третий сидел задумчивый. Уехала сноха с внуком в Тверь и будто занозу в душе оставила, рану душевную.

Что бояре на Думе говорили, о чем спорили, не слышал. Слова Елены будоражили сознание. О власти Ивана Молодого она говорила. Догадывался тогда еще, что сноха на Софью намекала. Да Софья и не скрывает, что хочет видеть на великом княжении своего сына Василия. Сколько раз она государю внушала, что у Василия кровь от царей византийских!.. И больной Иван Молодой-де не великий князь. Государь понимал, но объявлять, что передаст великое княжение от Ивана Молодого Василию, не собирался. Память хранила обещание, данное жене, покойной Марии.

Есть ныне жена Софья, но та, Мария Борисовна, Марьюшка, всегда стоит впереди этой, царьградской…

Мысли на прошлое перекинулись. Недалекое, но прошлое… Поход на Новгород Великий вспомнил. Торит Торжок, пылают пограбленные новгородские деревеньки, льется кровь именитого новгородского боярства…

Сын Иван ежится, но мысль работает четко. Так надобно было, иначе как государство воедино собирать, ежели у новгородских бояр думы волчьи. Сами на войну с Москвой люд подбивали…

Очнулся Иван Третий от раздумий, когда митрополит посохом пристукнул и выкрикнул:

- Смолкните, бояре, послушаем, о чем государь сказывать станет! Я взываю вас к разуму!

Повел великий князь Иван Васильевич очами по палате, и бояре насторожились.

- Бояре думные, лаз под Тайницкой башней строить завершаем. И то для пользы государственной. Но не о том речь моя. Не хочу я вас, бояре, одолевать словами излишними о недругах наших, какие над Русью Московской нависли, - вам и без меня то ведомо. О стене кремлевской совет ваш хочу услышать.

Чуть повременил, на бояр посмотрел.

- Не оговорился я, о стене кремлевской речь моя будет… Со времен прадеда нашего, светлой памяти героя Куликовской битвы великого князя Дмитрия Ивановича Донского, Кремль каменный стоит. Но вы, бояре, понимаете, старость не красит человека, так и стена кремлевская обветшала, в негодность пришла. И надумал я, пора ее заново возводить из кирпича добротного.

И снова на бояр посмотрел.

- Знаю, о деньгах вы сейчас думаете, о затратах. Согласен и трудности предвижу. Однако новый Кремль возведем, и будут враги наши о него лбы разбивать.

Откинулся в кресле. Митрополит вновь голос подал:

- Зрю я, об отечестве печешься ты, государь. Не мыслю Русь православную ни под татарином, ни под немцем, ни под ляхами. Не католическая она, искони от Владимира Крестителя православная. В новом, каменном обличье стоять Москве!

- Истинны слова твои, владыка! - выкрикнул Холмский. - С тобой, государь, мы в согласии. А что до денег, так не на паперти же стоим. От земель наших, от вотчин смерды выход нам давали. Так потрясите, бояре, казной своей!

- С моей калитой я скоро по свету пойду! - взвизгнул старый боярин Труш.

Холмский насмешливо посмотрел на него:

- Гляжу я на тебя, боярин, не слишком ли часто ты на паперти стоишь? Постыдился бы!

- А ты меня, Даниил, не совести! Я такой, как есть.

Дума заглушила их перебранку:

- Мы, государь с тобой в согласии!

- Коли надобно, сыщем деньги!