Английские короли - Вадим Эрлихман Страница 90

Упрямая и неуступчивая Виктория воображала, что одержала победу, особенно когда ненавистный Конрой наконец покинул Англию. Но она лишилась значительной доли популярности, а худшее было впереди: в июле леди Флора умерла — как потом выяснилось, от рака кишечника. Виктория винила себя в ее смерти, а авторитет ее упал так низко, что она считала удачным тот день, когда во время прогулки в Гайд-парке не слышала «злобного шипения». Казалось, что положение может исправить только замужество. Мельбурн и дядя Леопольд осторожно намекали королеве на это, но она сочла это «шокирующей альтернативой. Во всяком случае, это не будет решением еще два или три года». Однако в октябре дядя уже привез в Англию найденного им жениха, принца Альберта Саксен-Кобургского. Виктория уже видела его раньше, но не особенно впечатлялась. Теперь все изменилось: «Альберт совершенно очарователен и так замечательно красив — дивные голубые глаза, благородный нос, красивый рот с тонкими усиками и маленькими, едва обозначенными бакенбардами, прекрасная фигура — широк в плечах, но с тонкой талией. Мое сердце просто провалилось куда-то».

Они ездили верхом, они танцевали, они без конца говорили, они играли ни пианино в четыре руки. Виктория сказала Мельбурну, что, кажется, изменила свои взгляды на замужество, но он посоветовал ей недельку поразмыслить. Естественно, что он не восторгался Альбертом так сильно и писал лорду Джону Расселу: «Не знаю, можно ли подобрать что-нибудь лучше. Он кажется вполне подходящим молодым человеком, хорошо выглядит, а что до характера, то мы всегда сможем на него повлиять». Виктория не смогла выдержать неделю. 15 октября, через пять дней после приезда Альберта в Англию, она первая сделала ему предложение. «Я сказала ему, почему я хотела видеть его — и что я буду совершенно счастлива, если он согласится с моим пожеланием». Альберт, которого дядя Леопольд уже несколько лет склонял к женитьбе, одобрил невесту, о чем писал другу: «Думаю, что я буду совершенно счастлив, поскольку Виктория обладает всеми качествами, могущими обеспечить семейное счастье, и, кажется, привязалась ко мне всем сердцем». Невеста была настроена куда романтичнее, о чем красноречиво свидетельствует дневник: «Мы целовались снова и снова, и он говорил мне: „О моя дорогая, моя малышка! Я так тебя люблю, что не могу выразить“. Какие это были сладкие мгновения! Мы так нежно сидели рядышком на голубом диванчике; никакие другие влюбленные не были счастливее нас».

Альберт вернулся домой, чтобы приготовиться к женитьбе, и Виктория осталась наедине с прежней враждебностью. Англичане не желали, чтобы их королева выходила за захудалого немецкого принца, — это казалось им оскорблением нации. Парламент урезал его предполагаемое содержание до 30 тысяч фунтов и отказал в титуле лорда; злобный старик Камберленд гордился своим превосходством над ним. Были и другие нехорошие признаки: Альберт оказался чрезмерным пуританином, который счел английский двор «аморальным» и доверял только собственным придворным, привезенным из Германии. Он даже отверг двух подружек невесты под тем предлогом, что их матери были любовницами Георга IV. Это было явным признаком окончания того, что королева называла «мирной, радостной жизнью».

Бракосочетание началось с проблем. Пересекая Ла-Манш, Альберт попал в шторм и простудился; Виктория тоже кашляла от непрерывно льющего дождя. Но потом все прошло удачно. На Виктории было белое атласное платье, бриллиантовое ожерелье и серьги и сапфировая брошь — подарок жениха. Позже она писала дяде Леопольду: «Я в самом деле не думаю, что кто-нибудь в мире может быть счастливее меня. Он настоящий ангел, и меня очень трогают его доброта и внимание ко мне. Мне достаточно глядеть в эти дорогие глаза, в его сияющее лицо, чтобы восхищаться им. Для меня будет величайшим удовольствием видеть его счастливым. Если оставить в стороне мое громадное личное счастье, вчерашняя церемония была самым волнующим и радостным из пережитых мной событий; толпам не было конца и в Лондоне, и на всем пути». Но самое сокровенное она приберегла для дневника: «Сегодня — последняя ночь, когда я сплю одна».

Первая неделя брака показалась обоим очень счастливой, о чем тоже поведал дневник: «12 февраля. Уже второй день с момента нашей свадьбы. Я чувствую себя еще более счастливой, чем прежде. Мы оба сидим в маленькой гостиной, он за одним столом, я за другим, и пытаемся писать — я дневник, а он письмо, — но все время сбиваемся на разговор». Однако вскоре в их отношения вмешалась политика. Виктория быстро дала понять, что вышла замуж «как женщина, а не как королева». Немецкие придворные, которые рассчитывали занять должности при короле Альберте, быстро разочаровались, а самому молодому принцу быстро надоело заниматься только танцами, конными прогулками и писанием писем бесчисленным родственникам. Но Виктория обсуждала важные дела с Мельбурном, с Лецен и никогда с ним; когда он обижался, она переводила все в шутку. К удивлению королевы, Мельбурн встал на сторону Альберта и приставил к принцу своего собственного секретаря Энсона, чтобы ввести его в курс государственных дел. На помощь принцу пришли два события. Сначала королева забеременела; потом, в июне 1840 года, на нее было совершено покушение. Предполагаемого террориста, сумасшедшего юношу восемнадцати лет с ножом в кармане, заблаговременно обезвредили. Однако встал вопрос о возможности регентства; Веллингтон, чей авторитет был непререкаем, заявил, что регентом может быть только Альберт.

В ноябре королева благополучно родила дочь Викторию — первую из ее девяти детей, в будущем мать главного врага Англии, немецкого кайзера Вильгельма. «Не волнуйся, — утешала она мужа, — следующий будет принцем». Сперва она не уделяла особого внимания дочери, поскольку переживала тяжелую утрату: умер ее спаниель Дэш. Она сама написала ему эпитафию: «Был предан без эгоизма. Был храбр без злобы. Был верен без хитрости». Это могло относиться и к лорду Мельбурну, который в мае 1841 года уже окончательно покинул пост премьер-министра, уступив его Пилю. Он отнесся к этому с обычным спокойствием: «Никто не любит уходить, но для меня это неплохо — я порядком устал и нуждаюсь в отдыхе». Он действительно был верен королеве без хитрости и напоследок советовал ей больше доверять Альберту.

Англичане постепенно полюбили принца, который был красив, сдержан и немногословен. У него оставался лишь один недоброжелатель: баронесса Лецен, которую он называл «желтухой» или «домашним драконом, изрыгающим пламя». Она сохраняла сильные позиции при дворе, и именно ей были доверены воспитание и здоровье маленькой Виктории. Однако скоро принцесса серьезно заболела и попала в руки доктора Кларка — «героя» дела Флоры Гастингс. Видимо, у него были своеобразные методы лечения, поскольку Альберт в сердцах писал жене: «Доктор Кларк неправильно лечит девочку и травит каломелью, а вы морите ее голодом. Я ничего не могу с этим поделать; забирайте ее и делайте все, что хотите, но если она умрет, это будет на вашей совести». Такая суровость возымела действие. Виктория обратилась к барону Штокмару, и тот признался, что Альберт жаловался ему: «Она не слушает меня, а сразу входит в раж». В конце концов королева уступила супругу и позволила ему отослать Лецен в Германию и перестроить структуру двора. Порядка стало больше, и как-то сразу пропали поводы для разногласий с Пилем.

В ноябре 1841 года Виктория предъявила стране и мужу крупного здорового младенца мужского пола, который был окрещен Альбертом-Эдуардом. Все четыре сына королевы имели в составе своих имен имя отца, и она хотела бы, чтобы то же делали все их потомки — а их было немало. В последующие годы дети рождались один за другим, и в конце концов дворец стал им тесен. Тогда Альберт стал подыскивать место, где семья могла бы жить вместе вдали от дворцовой суеты, и нашел его в усадьбе Осборн-Хаус на острове Уайт. Сатирики того времени вдоволь поиздевались над дорогостоящей плодовитостью королевы, но после расставания с Мельбурном и Лецен жизнь супругов стала почти идиллической. Альберт занялся образованием жены; он сам хорошо разбирался в искусстве и был неплохим музыкантом, другом композитора Мендельсона. Из их тщательно распланированного семейного счастья и выросла та система строгих моральных ограничений, которую назвали «викторианством». Ее идеалом были мудрый отец, любящая мать, почтительные сыновья и невинные дочери, которые выходят за молодых приятных людей и воспроизводят всю схему заново. Недостаток системы заключался в том, что ее пытались привить в условиях капитализма, который как раз вступил в свою самую уродливую фазу, описанную Марксом. Большинство англичан жило в бедности, женщины и дети по 12 часов трудились на тяжелых работах, люди жили в грязи, без всяких моральных принципов. Поэтому система была изначально основана на несправедливости.