Восемнадцатое мгновение весны. Подлинная история Штирлица - Эрвин Ставинский Страница 90

Теперь новые сотрудники при поступлении были обязаны стажироваться четыре месяца в криминальной полиции, три месяца в СД и три месяца в гестапо. Считалось, что только таким образом они смогут получить общее представление о функционировании всех служб. Все сотрудники главка носили на рукаве шеврон, указывающий на принадлежность к СД как специальному эсэсовскому подразделению.

Гестапо значились в РСХА управлением под номером четыре и состояло из шести отделов. Возглавлял управление оберфюрер СС Генрих Мюллер. Отдел контрразведки, в котором работал Леман, входил в гестапо под номером четыре – Е. Возглавить его должен был оберфюрер СС Валътер Шелленберг, об этом в отделе, пошли разговоры сразу после подписания декрета об образовании РСХА в сентябре тридцать девятого года.

Гестапо осталось единым исполнительным инструментом, самым грозным организмом, осью машины, которая приводила в движение все остальные механизмы. В нем получала завершение информация, обобщения сведений разного рода, статистика, исследования, проводившиеся другими управлениями РСХА. Статистические данные и списки, подготовленные в других организациях, превращались в гестапо в конкретных людей, за которыми охотились, которых мучили, вешали, расстреливали или превращали в рабов.

Тогда, в сентябре, Вилли пригласил к себе на беседу начальник гестапо Мюллер.

– Присаживайтесь, Леман, – любезно предложил начальник управления. – Курите. Бразильские сигары. Зная мою слабость, мне доставляют их из внешней СД.

Как всегда, Мюллер был одет в светлый френч с рыцарским крестом на груди. Он заметно изменился за последний год: пополнел, на лице разгладились морщины. Только маленькие карие глазки по-прежнему зорко всматривались в собеседника из-под слегка припухших век. Короткая стрижка, все черты лица делали его похожим на итальянца, но уж никак не на чистокровного арийца. На этот раз Мюллер был, по-видимому, в хорошем настроении.

Вилли сел в кресло напротив, но от предложенной сигары вежливо отказался.

– У нас идут перестройки, – начал Мюллер. – Ваш отдел объединяется с другим и войдет в четвертое управление. Начальником у вас будет Вальтер Шелленберг. Он еще молодой, опыта работы в контрразведке не имеет, и мы решили, что у него должно быть два опытных заместителя: один по военной промышленности, другой – чистая контрразведка. Заместителем по промышленности я предложил вашу кандидатуру. Что скажете?

– Не знаю даже, что сказать, оберфюрер. Предложение так неожиданно, что я просто в растерянности…

– Я давно за вами наблюдаю, – продолжил Мюллер. – Вы профессионал и прекрасно понимаете, что, прежде чем сделать вам предложение, я обязан был вас хорошенько проверить. Я просмотрел ваше личное дело и признаюсь, у меня возникло несколько вопросов, на которые я не нашел там ответов.

Мюллер замолчал и смотрел на Лемана, ожидая, что он скажет. Но тот тоже молчал.

– Первый вопрос касается вашей дружбы с Отто Штройбелем, – продолжил Мюллер. – Я знаю, что сейчас он правая рука у Геббельса. Но тогда, в девятнадцатом году, у вас были одинаковые прокоммунистические взгляды, не так ли?

– Нет, не так, господин оберфюрер. Я тогда политикой вообще не интересовался. Со Штройбелем иногда встречался только потому, что мы вместе служили на флоте, об этом всегда можно спросить у него самого, – спокойно парировал доводы Мюллера Вилли.

– Допустим, такое тоже бывает, – согласился Мюллер. – Ну а как вы объясните такое положение вещей. Вы довольно долго занимались оперативным обслуживанием советского дипломатического представительства. Почему же вы не поймали ни одного шпиона?

– О, господин оберфюрер! Вы не работали в Берлине в те годы и вам трудно представить, какая была тут обстановка! – живо воскликнул Леман. – Мы обнаруживали и шпионов, и агентов, но нам запрещали их арестовывать. Тогда все было подчинено интересам рейхсвера. Военные подписали с русскими соглашения и ради их выполнения на все проделки дипломатов требовали закрывать глаза.

– Понятно. А скажите, Леман, почему вы так часто отказывались от повышений по службе, от заграничных командировок? Вам что, не хотелось уезжать из Берлина? У вас что, совершенно нет честолюбия?

– Нет, оберфюрер, – улыбнулся Леман, – Молодым я тоже был честолюбивым. Но возраст и болезнь сделали свое дело. Поэтому от ряда предложений пришлось отказаться.

– Как дела со здоровьем сейчас? – поинтересовался Мюллер.

– Стараюсь держаться. Соблюдаю строгий режим, диету…

– Мне все не верилось, что у вас нет тайных слабостей, – прервал его Мюллер. – Я неоднократно поручал внешней службе проследить за вами. Они ничего не обнаружили. Вы, видимо, такой человек, каким и должен быть настоящий полицейский, а? – Мюллер улыбался, но глаза его по-прежнему внимательно вглядывались в Лемана.

– Не знаю, оберфюрер, я над этим не задумывался, – с улыбкой ответил Вилли.

Мюллер некоторое время молчал, задумчиво попыхивая сигарой.

– Ну так что, Леман, вы принимаете мое предложение? Вашу кандидатуру поддержало и управление кадров, Бест особенно…

– Я думаю, можно попробовать, оберфюрер.

– Ну вот и хорошо. Начните с разработки предложений по усовершенствованию оперативного обслуживания промышленности. Ваши предложения представите Шелленбергу. Успехов вам! Держите со мной связь, не стесняйтесь обратиться, если посчитаете нужным, – Мюллер крепко пожал ему руку.

В октябре Вилли вместе с Шелленбергом выехал в Дортмунд, в центр германской сталелитейной и металлургической промышленности, который наряду с Дюссельдорфом и Эссеном был важнейшим арсеналом, гигантской оружейной мастерской Рура. Леман знал, что в Дортмунде пять чиновников гестапо, опираясь на небольшой штат помощников и канцелярских служащих, осуществляли контрразведывательное обслуживание более четырехсот военных заводов. Более двух недель делегация из Берлина изучала дела, беседовала с директорами заводов, после чего родился план по усовершенствованию контрразведки в Руре. В этот план Вилли заложил все идеи, которые он выстрадал за годы обслуживания военной промышленности.

Шелленберг, еще совершенно молодой и неопытный руководитель, умел прислушиваться к мнению старших и использовать себе на благо их полезные советы. Потом в Берлине он представит Гиммлеру с Гайдрихом этот план как исключительно свое достижение.

Они уже собирались возвращаться в Берлин, когда отдел в Доргмунде получил донос на одного из старых мастеров военного завода, поляка по национальности, но имеющего немецкое гражданство. Этот мастер специализировался на производстве орудийных стволов противотанковых орудий и, естественно, имел доступ к секретной информации, которая хранилась в заводском сейфе. В этом сейфе находилась также документация и по другим видам военного производства.

Однажды ночью двум инженерам понадобились чертежи противотанковой пушки. В сейфе их не оказалось. Наутро после тщательного расследования выяснилось, что чертежи вечером взял к себе домой этот мастер. О происшествии сразу же сообщили в гестапо.