На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота - Иван Крузенштерн Страница 90

and died at sea at a Lingering Consumption

the 22d of august in the same year, aged 38.

Copiе sur l´inscription angloise par ordre de Mr. le Comte de la Perouse, Chef d´Escadre en 1787» ^[126].

Сей медный лист Лаперуз приказал прибить гвоздями на гробнице, сделанной из дерева. Мы нашли его в целости, невзирая на то, что он пропадал два раза. Деревянная гробница не обещала прочности. Время повредило ее столько, что она могла бы простоять немногие годы. Итак, нужно было воздвигнуть надежнейший памятник спутнику Кука. При перерывании места долго искали мы гроба Делиль де ла Кроера; наконец, нашли оный в нескольких шагах от гробницы Клерковой ^[127]. Итак, память сих в истории мореплавания особенно отличных двух мужей можно было сохранить одним монументом. На сей конец в близости многолетнего дерева, дабы не удалиться от начального гробницы места, сделана нами на твердом основании деревянная пирамида. На одной стороне оной прибили мы медный лист Лаперузов, на другой живонаписанный Тилезиусом герб Клерка ^[128], а на третьей следующую надпись на российском языке:

Гробница капитана Клерка. Из “Атласа к путешествию вокруг света капитана Крузенштерна” В.-Т. Тилезиуса фон Тиленау

«Английскому капитану Клерку. Усердием общества фрегата „Надежда“. В первую экспедицию россиян вокруг света, под командою флота капитан-лейтенанта Крузенштерна, 1805 года, сентября 15-го дня».

Капитан-лейтенант Ратманов управлял построением. Его ревность к поспешному окончанию до нашего отхода преодолела многие трудности, которые в стране сей неизбежны. С моей стороны было бы поступлено несправедливо, если бы я не способствовал всевозможно к совершению достохвального сего намерения. Я охотно позволил взять к тому как людей для производства работы, так и нужные с корабля материалы. Мы весьма были довольны, что успели до отхода нашего окончить сей памятник. Около него сделан глубокий ров и для лучшего сохранения высокая ограда из частокола с дверью, которая замком запирается. Ключ вручен петропавловскому коменданту.

Японцев, которые прошедшей осенью претерпели у Курильских островов кораблекрушение и которые, как прежде сказано, перевезены тогда в Петропавловск недавно умершим священником Верещагиным, теперь здесь уже не было. Они уехали тайно на своем гребном судне, на коем спаслись. За ними послали было вооруженную байдарку, но оная не могла найти их.

Сие отважное предприятие достойно внимания как потому, что они с чрезвычайным духом решились пуститься морем в дальний путь на худом беспалубном гребном судне, не имев с собою ни воды, ни какой-либо провизии, так и по тонкой хитрости, употребленной ими к отклонению от себя всякого подозрения на побег из-под строжайшего присмотра. Они многократно просили Резанова, чтобы позволил им возвратиться в свое отечество на гребном их судне, на коем спаслись и которое хотели они сами привести для того в надлежащее состояние; но Резанов отказал им под предлогом, что он без позволения императора не смеет согласиться на их просьбу. Они в бытность свою в Камчатке оказали столько деятельности и промышленности, что Резанов вознамерился было сначала отправить их на остров Кадьяк, где бы они могли быть весьма полезными, но, наконец, предложено поселить их в верхней Камчатке, о чем им потом и объявили. Услышав о сем, не только казались они быть довольными такою своею участью, но и изъявили еще особенную радость по обнаружении им будущих видов. Им выдали для переезда в назначенное место нужное платье и каждому несколько сарачинской крупы.

Губернатор снабдил их сверх того чаем и деньгами на дорогу. По назначении дня к их отъезду просили некоторые из них, чтобы позволено было принять им христианскую веру. Они говорили притом, поелику судьба предопределила им жить в Камчатке, не оставляя никаких видов к возвращению в отечество, то и признают они для себя лучшим сделаться христианами. На сию просьбу согласились охотно и назначили день к совершению обрядов крещения. Итак, нельзя было иметь ни малейшего подозрения, но если бы оное чем-либо и возбуждалось, то и в таком случае побег должен был казаться невозможным.

Однако, невзирая ни на что, решились они приступить к отважнейшему предприятию. Накануне перед побегом ездили они, по обыкновению, ловить рыбу и при захождении солнца, возвратившись назад, вытащили гребное судно на берег, пошли в свое место, и каждый лег спать. В следующее утро более их не было. Самым чрезвычайным кажется при сем то, что семь человек пустились в море без всякого запаса воды. Они, конечно, не знали, что на Курильских островах, выключая Поромушир и Оннекотан, нет никаких источников. Они не взяли с собою ни бочонка, никакого другого для воды сосуда, чтобы хотя на короткое время оною запастись. Дай бог, чтобы прибыли они благополучно в свое отечество! Их отважнейшее предприятие достойно увенчаться счастливейшим успехом ^[129].

Имя Ивашкин известно из путешествий Кука и Лаперуза столько, что я не опасаюсь наскучить читателю, если упомяну кратко о сем состарившемся в Камчатке несчастном человеке. Ему теперь от роду 86 лет. Он получил свободу по восшествии на престол ныне царствующего императора. В первом исступлении от радости хотел он воспользоваться дарованной ему свободою и возвратиться на свою родину. Государь повелел выдать ему на проезд и деньги, но Ивашкин не мог потом решиться на предприятие дальнего и трудного пути. Он изъявил однажды с живым чувствованием желание, чтобы мы взяли его в С.-Петербург с собою, однако скоро потом переменил свое намерение. Вероятно, что он не мог бы перенести великого переезда ни морем, ни сухим путем.

Теперь живет он недалеко от Верхнекамчатска щедротами государя, и, будучи призрен добродушием Кошелева, оканчивает остаток дней своих в покое и тишине. О вине и ссылке его многим рассказывал он следующее: что по ложным доносам в заговоре против императрицы Елизаветы был он лишен чинов и дворянства, высечен кнутом и сослан в ссылку. Он признается, что был ветрен и нескромен, однако и поныне клятвенно уверяет, что не имел во мнимом заговоре ни малейшего участия. Ему поручено было после смотрение над якутами, за угнетение коих сослан он, наконец, в Камчатку. Его обвиняют даже в смертоубийстве, учиненном от безрассудной горячности, которое и долженствовало, уповательно, быть причиною, что императрицею Екатериною II не дарована ему свобода; в противном случае, конечно, не был бы лишен внимания и милости, потому что в Куковом путешествии упоминается о нем с похвалою и сожалением.