Святы и прокляты - Юлия Андреева Страница 9

— Сеньор, я узнал тех двоих, которых привёз в замок раньше, — Рудольфио переминался с ноги на ногу. — Это старые пьяницы: кривой трубадур, который не может играть на своём инструменте из-за того, что лишился правой руки, а денег на наем музыкантов у него отродясь не было, и пьяница знаменитый тем, что однажды пропил собственные портки, из-за чего не смог покинуть трактира, не будучи в концы опозоренным. Слышал, что в былые времена, он якобы служил оруженосцем императора Фридриха, но, скорее всего, это сказки. Я знал нескольких оруженосцев Фридриха, и ни на одного из них этот пропойца не похож.

— В твоей новой работе тебе поможет уже то, что ты лично знавал людей Гогенштауфена. Впрочем, не будем заставлять наших гостей ждать. — Спрут кивнул охраннику и, любезно улыбнувшись Рудольфио, жестом пригласил его присоединиться.

Они спустились по полутёмной лестнице, освещённой лишь светом узкого окна, прошли по коридору, слушая эхо собственных шагов, и оказались возле дверей, охраняемых немедленно вскочившей и вытянувшийся во фрунт стражей.

Двери бесшумно распахнулись, и Рудольфио вслед за хозяином замка вошёл в просторный, увешенный гобеленами зал, посередине которого возвышался длинный каменный стол. Около стола вразнобой стояло несколько кресел, в одном из которых сидел длинноволосый калека, другое — как раз напротив входа — облюбовал для себя человек, называющий себя оруженосцем короля. У окна на полу притулились испуганные брат с сестрой.

— Я приказал вас накормить? — Граф оглядел зал, и охранник поставил для него одно из кресел, после чего стряхнул с другого кресла оруженосца, отвесив тому лёгкий подзатыльник.

— Нас кормят как на убой, ваша милость, — ответствовал за всех оруженосец. — Однако мы теряемся в догадках: на кой чёрт? Да ещё меня в такой спешке буквально стащили с жирной трактирщицы «Золотого сокола», где я…

— Я надеюсь, вас тоже пригласили к столу? — игнорируя вопросы, его сиятельство царственным жестом поманил к себе детей.

Те послушно подошли.

— Да, благодарим вас. Нас покормили, — ответил за обоих Константин.

— Ну и славно. А теперь к делу. Замок, где вы сейчас находитесь, называется «Грех» — грех, из которого вы можете выйти либо богатыми, либо мёртвыми. Иными словами, я даю вам задание, выполнив которое, вы покинете меня с кошельками полными золота, либо, если откажетесь работать или попытаетесь сбежать — в холщовом мешке, в котором мы обычно вывозим отсюда трупы. Мне кажется, выбор очевиден. Что же до стражи… До сих пор у нас не было ни одного случая побега.

Теперь о том, что вам придётся делать. Когда-то я имел честь служить и знать лично императора Фридриха II, чьё славное имя в настоящее время усиленно пытаются втоптать в грязь…

При упоминании о покойном императоре старый оруженосец едва ли не подскочил на месте, а калека вцепился единственной рукой в свои давно не чесанные патлы. Константин застыл, открыв рот, а Анна засияла точно хорошо начищенный щит.

— Об императоре Фридрихе говорят, как о порождении самой тьмы, сыне дьявола. Его отлучали от церкви, называли трусом, не ценящим благородное искусство боя, но Фридрих Гогенштауфен никогда не был таковым, как о нём теперь принято рассказывать. В общем, я собрал в этом зале бывшего и, полагаю, самого первого, оруженосца императора — Вольфганга Франца. Да, оруженосец знал его ещё королём Сицилии… И трубадура Вальтера фон дер Фогельвейде — сына другого Вальтера фон дер Фогельвейде — писавшего в былые времена песни во славу Фридриха… Я так понимаю, вы, трубадур, тот самый мальчик, которого я неоднократно видел вместе с менестрелем Фогельвейде, сопровождающим армию крестоносцев в 1228 году до Тироля? После чего вы с отцом вернулись в пожалованное вам Фридрихом имение, что недалеко от Вюрцбурга…

— Если быть точным, отец вернулся туда один, а я остался с крестоносцами, чтобы петь им и запоминать всё, что покажется мне достойным пера. Отец хотел покоя в подаренном ему лене. Я же решил, что в Святой земле просто необходим Вальтер фон дер Фогельвейде. И кому какая разница, будет это отец или сын?

Гансало Манупелло благодарно кивнул трубадуру и продолжил:

— Хотелось, конечно, привезти швабского летописца сеньора Бурхарда фон Уршперга, так же лично знакомого с императором и имеющего опыт подобной работы, но… к величайшему сожалению, наш слуга сумел доставить сюда только его детей. Впрочем… как мне доложили, оба они смогут терпеливо записывать за вами, господа, всё, что вы посчитаете нужным поведать.

Кроме того, у меня хранится несколько списков с документов и писем, которые я с удовольствием предоставлю вам. Мне интересно, чтобы вы рассказали о Фридрихе всё, что о нём знаете, по порядку, начиная с его благородных родителей, и так, постепенно год за годом… Не исключаю также, что в этой истории появятся пробелы, так как находиться рядом с сильными мира сего и знать об их планах — не одно и то же. Но, я уже сказал, что буду способствовать вашему труду по мере своих скромных возможностей. Не пытайтесь угадать мои желания и вкус, обелить или очернить того или иного участника далёких событий, пишите как есть, как знаете, а я учту вашу откровенность.

Константин и Анна фон Уршперг будут записывать всё, что пожелаете рассказать вы оба, после чего историю следует как бы облагородить, — он выразительно посмотрел в сторону трубадура. — Я лично каждодневно буду прочитывать ваш труд и удалять или просить переписать неудачные места, — он слабо улыбнулся. — Я не спрашиваю, господа, хотите ли вы заниматься этим великим делом, умеете ли писать летописи… Кстати, выгляните на досуге в окно — сухой ров, с такой высоты можно костей не собрать… М-да…

— Да, чуть не забыл, — он лениво поднялся, улыбаясь каким-то своим мыслям. — Если мне доложат, что вместо работы вы тут лодыря гоняете, если я увижу, что летопись не двигается, вас перестанут кормить. Вы, безусловно, можете ругать меня последними словами, но мой вам совет: если желаете пользоваться моим гостеприимством, то приступайте к работе.

Счастливо оставаться, господа, и не вздумайте обижать этих славных детей! Вряд ли без них вам удастся записать свои воспоминания…