Реформатор после реформ. С. Ю. Витте и российское общество. 1906-1915 годы - Элла Сагинадзе Страница 9

В воспоминаниях о своей родословной министр скупо писал о предках со стороны отца, зато много внимания уделял родственникам матери. Витте-мемуарист хотел убедить потомков, что происходит не из малоизвестного обрусевшего немецкого рода (родственники отца Сергея Юльевича выслужили себе дворянство лишь во второй половине XIX века), а от Рюриковичей. Сановник сделал все возможное, чтобы соответствующие сведения о его семье попали в солидные справочные издания. В частности, статья для словаря «Гранат» была написана в 1911 году П.Н. Милюковым по материалам, предоставленным ему лично Витте. Данные о происхождении министра, указанные в словаре Брокгауза и Ефрона, не противоречат его мемуарам ^[68].

В обществе это было хорошо известно. В одном из номеров черносотенного листка «Русская Виттова пляска» в 1906 году была помещена сценка, где в качестве анонимного министра был выведен Витте. И, хотя имя Сергея Юльевича не указывалось, из общего смысла статьи понятно, что подразумевался он. Сценка воспроизводила интервью «сановника» репортеру одной из газет. Репортер, рассматривая портреты на стене кабинета, спрашивал:

А чей это портрет, ваше сиятельство?

Сановник. Моего пращура – с материнской стороны. Я с материнской стороны происхожу из княжеского рода, и напрасно думают, что будто я из жидов. Вот вздор. Вот этот портрет доказывает…

Репортер. А с отцовской?

Сановник. С отцовской у меня ни деда, ни прадеда, ни отца не было. Один только дядя и тот двоюродный. Об этом писать, впрочем, нечего ^[69].

Сатирический жанр статьи, отсутствие имен свидетельствуют об известности обыгрываемого в ней сюжета в обществе, ведь для того, чтобы какой-то факт стал предметом осмеяния, он должен быть хорошо понятен читателю.

Появление провинциального управляющего в высших сферах столицы не было случайностью: оно соответствовало изменению социального состава российского государственно-бюрократического аппарата. Прежде главными критериями при назначении чиновника на министерский пост считались дворянское происхождение, приверженность официальным взглядам, опыт канцелярской работы. Однако под влиянием реформ 1860-х годов главами ведомств нередко стали назначать людей, имевших опыт практической созидательной работы. Знатность же происхождения со временем перестала быть определяющим критерием. При этом такие сановники, «министры-специалисты», своей предыдущей карьерой были связаны если не с тем же министерством, то по крайней мере со сходной отраслью управления. Жизненный опыт, профиль образования, стиль управления у министров, формировавшихся на государственной службе, и у их коллег, приходивших на высшие посты из научных или предпринимательских кругов, существенно различались. По подсчетам исследователей, в конце XIX века «специалисты» составляли 75 % от общего числа министров. Примерно столько же среди сановников было тех, кто родился в провинции ^[70].

Как и другие «специалисты», Витте не был родовитым аристократом, но он заметно выделялся в столичном обществе: внешний облик и манеры министра за долгие годы не претерпели существенных изменений. Близко знавший сановника публицист И.И. Колышко полагал, что Витте на своем посту «от первого до последнего дня все так же коробил и шокировал своих коллег». Публицист утверждал, что «сгущенная виттовская индивидуальность», «“запах” Витте» во всех начинаниях оказывал на окружающих гнетущее впечатление ^[71]. Воспоминания Колышко – крайне пристрастный источник, но подобного мнения о Сергее Юльевиче придерживались многие знакомые с ним люди.

Один из сотрудников Витте в Министерстве финансов отмечал, что его шеф «сохранил навсегда ухватки и приемы, резко детонировавшие в окружавшей его среде» ^[72]. Примечательны воспоминания Н.Н. Львова, предводителя дворянства Саратовской губернии, одного из представителей кадетской партии. Львов описал свои впечатления от внешнего облика Витте следующим образом: «Он [Витте. – Э.С.] выглядел какимто провинциальным управляющим банкирской конторы, какие встречаются в наших южных торговых городах, и всего менее сановником и министром Александра III» ^[73]. Это мемуарное свидетельство интересно тем, что Львов впервые увидел знаменитого министра в 1906 году, т. е. уже после его отставки: выходит, светские манеры и внешняя импозантность так и не стали чертами, присущими Витте.

Важной характеристикой при оценке нового министра было резкое противоречие между его способностями и моральными качествами. А.А. Половцов, наблюдавший на собственном веку немало бюрократических карьер, так описал свое первое впечатление от нового чиновника: «По-видимому, очень умен, сдержан, будет полезен в своем ведомстве, но в смысле честности, добросовестности не внушает никакого доверия» ^[74]. Этот мотив был необычайно силен при оценке знаменитого министра: «В Витте при личном общении всегда поражала казавшаяся невероятной смесь невежественного, вульгарного обывателя – и гениального дельца огромного калибра и силы…» – вспоминал камергер царского двора И.И. Тхоржевский ^[75].

По мнению современников, Витте недоставало твердых нравственных принципов и четкой политической позиции. Его склонность к интригам и стремление к расширению сферы своего влияния заставляли многих считать, что поступки этого государственного деятеля диктовались исключительно его честолюбием. Давний недоброжелатель Сергея Юльевича – А.А. Лопухин, бывший директор Департамента полиции, отмечал в воспоминаниях: «Бюрократический Петербург хорошо знал С.Ю. Витте и характеризовал его всегда так: большой ум, крайнее невежество, беспринципность и карьеризм» ^[76]. А.В. Богданович высказала мнение многих, заметив, что «Витте не лгун, Витте – отец лжи» ^[77]. Один из видных столичных чиновников вспоминал: «Петербуржцы перекрестили его [Витте. – Э.С.] в “Сергея Жульевича”: репутации доки и ловкача за ним не отрицал никто» ^[78].