Побег из Северной Кореи. На пути к свободе - Ынсун Ким Страница 9

И очень быстро мы поняли, что нам не рады. Тетя хотела нам помочь, но ее муж был другого мнения. А ведь в Корее принимает решения мужчина. Через два дня нас попросили съехать! Во время голода каждый сам за себя.

Для моей матери это стало ударом, она столько помогала сестре в прошлом. Когда мама работала в больнице, то посылала сестре рисовые пирожки и другую провизию: почта тогда работала почти исправно. И теперь нас выставили за дверь без малейшей помощи.

Растерявшись, мама отправилась в последний раз собраться с мыслями на могилу отца. Она не осмелилась побеспокоить свою самую младшую и любимую сестру, которая тоже жила в Чхонджине. Мы, раздосадованные, вернулись на вокзал и снова сели в переполненный поезд, отправлявшийся на север, к отчаянию Раджин-Сонбона. Одна за другой, все двери закрывались перед нами. Наш план бежать в Китай через замерзшую реку Туманган откладывался по меньшей мере до следующей зимы. Тогда, к нашему стыду, мы начали жить как бездомные нищие. Мы покинули свое жалкое жилище в Ындоке, чтобы пасть еще ниже.

Ясно помню болезненный эпизод, который швырнул мне в лицо все мое падение. Я шла по улице Раджина. Вдруг за мной внезапно появился маленький мальчик: «Кожеби! Ты кожеби!» Он зло насмехался, глядя мне прямо в глаза. Гнев затопил меня. Бросив все на тротуар, я в ярости бросилась за ним. Я изо всех сил орала: «Я не кожеби!» После безумного бега мальчик исчез в лабиринте улиц. Дрожа, я ни с чем вернулась к сестре. Меня поглотила огромная грусть. «Кожеби» — слово русского происхождения, у нас оно означает беспризорного ребенка-хулигана. В Ындоке я их видела все чаще, и родители всегда говорили мне, что их надо опасаться. Эти сироты появились из-за великого голода. С 1990-х годов у многих детей родители умерли от голода. Эти дети вынуждены были научиться выживать самостоятельно. На улице. И при полном безразличии государства, бросившего народ на растерзание нищете и голоду, одновременно продолжая раздавать международную помощь армии и привилегированным высокопоставленным чиновникам. Еще и сегодня эти дети объединяются в банды и крадут все, что им попадается. Это темная сторона Северной Кореи, которую пропаганда остерегается показывать.

Я никогда не выносила подобного оскорбления. Но худшую боль мне причинило то, что я вдруг поняла — это правда. Я стала кожеби, уличным ребенком.

Итак, начиная с весны мы все трое жили как нищие, неделями не имея возможности помыться. Наши головы кишели вшами, и мы с сестрой, как обезьяны, искали их друг у друга. Каждый вечер следовало искать новое укрытие на ночлег, чтобы спрятаться от дождей влажного лета. Когда наступала ночь, мы проскальзывали под навес, который ставили у входа на рынок. Но часто приходил ответственный за порядок и выгонял нас.

Тогда приходилось довольствоваться лестничными площадками в окрестных домах. Запах туалетов на лестничных площадках досаждал, но, по крайней мере, это было убежище. До тех пор, пока охранники зданий, в свою очередь, не попросили нас уйти. Последняя возможность, когда нас выгнали отовсюду: спать под мостом.

Когда дождь прекращался, моя мать вела нас в лес, ночевать под звездами. Это было лучше и потому, что вдали от презрительных взглядов. Главное, мы могли помыться в горных речках, избавиться от толстого слоя грязи. И потом, так мы выигрывали время, поскольку находились прямо на рабочем месте! В самом деле, заготовка дров стала нашим основным источником средств к существованию. Каждое утро мы снова принимались за эту работу, которую я всегда ненавидела. У нас не было инструментов, так что мы ломали ветки голыми руками, изо всех сил гнули деревья. Это изнурительно, а результат ничтожен, поскольку в рыночном ряду наши вязанки бледнели рядом с гладко обрезанными пилой вязанками конкурентов. Мы редко получали больше 10 или 15 вон. Чтобы увеличить выручку, мама придумала хитрость. Она ставила меня, самую младшую в семье, за прилавок. Моя хрупкая фигурка и жалкий вид вызывал жалость у покупателей: они не осмеливались слишком торговаться с бедной маленькой девочкой!

Каждый день следовало спуститься на рынок, потом снова подняться на гору, часто с пустым желудком. Однажды днем я не выдержала. От тяжелой вязанки у меня болело плечо, я выбилась из сил и отказалась идти дальше.

— Мы должны продать эти дрова до вечера! — требовала мать.

Я не двинулась с места.

— Ну, тебе же хуже, оставайся здесь. Мы пойдем дальше! — объявила измученная мама.

Я смотрела, как они удаляются в заросли, потом упала на землю. Решено, я проведу ночь здесь, одна в горах. Мне едва исполнилось 12 лет.

Внезапно меня окутала тьма, немедленно заставив пожалеть о моем решении. Меня приводил в ужас шум ветра в листьях. Мерещилось, что кто-то приближается или что за деревьями движутся тени. Чтобы продержаться, я заткнула уши и закрыла глаза.

Невозможно так спать. Тогда я снова открыла глаза и сосредоточила внимание на небе. Свет великолепной луны освещал ночь, пронизывая облака. Чтобы избежать лесных тревог, я погрузила взгляд в эти ватные формы. Понемногу я стала замечать странные формы. Смотри-ка, дракон! О, а там старичок… Я восхищалась и понемногу забывала о страхе. Никогда я больше не видела такого красивого неба! Потом я заснула, как младенец. Утром я проснулась все еще одна, со мной все было хорошо. Потом я услышала вдали шаги. В зарослях появились мама и Кымсун. Какая радость! И самое главное, они вернулись не с пустыми руками. Они купили ттеок, рисовые пирожки. Мое тайное желание сбылось: сейчас меня угостят, и я великолепно провела ночь!

В Раджине погода определяла наш распорядок дня. В зависимости от погоды моя мать выбирала род деятельности, чтобы обеспечить наше выживание. На следующий день после шторма на море мы шли на пляж собирать длинные водоросли, выброшенные на берег. Из них мы варили вкусный суп, который продавали на рынке. В порту я подбирала рыбу, выброшенную рыбаками. После полудня около пакгауза запах яблок затопил мои ноздри. Заглянув туда, я обнаружила целый ящик частично подгнивших яблок, брошенный китайскими торговцами. Я выбрала хорошие яблоки, и в тот день у нас было пиршество.

Но такая жизнь утомляла нас. Лето подходило к концу, густые сырые туманы заняли место просторного синего неба, населенного громадными облаками. У нас говорят, что в сентябре небо растет. Я отметила свой двенадцатый день рождения на улице, и у нас по-прежнему не было надежды на будущее.

Однажды я познакомилась с мальчиком-кожеби. Мы болтали, сидя на тротуаре, и он поделился своими хитростями.

— Мы крадем! Это много приносит. Особенно капуста. Иногда мы зарабатываем сразу пятьсот вон!

Я тут же поняла, что нам стоит сменить род деятельности. Наши бесконечные походы на гору и обратно, наши смехотворные усилия, чтобы добыть несколько веток, наша торговля щепками оставляла нас без сил напрасно. Или не ради крупной прибыли. И горе нравственности: если мы хотим выйти из этого положения, нам нужно немного денег.

Вот так мы, в свою очередь, начали воровать. Овощи, капусту, кукурузу, которые мы тайком перепродавали на рынке. Это нам позволило сделать некоторые сбережения. Но дело рискованное. Однажды утром, когда мы выкапывали в поле картошку, появились крестьяне. Нас поймали на месте преступления. Моя мать умоляла этих людей пощадить нас. Они не стали ничего слушать и сильно избили ее на наших глазах. Мы с Кымсун в ужасе ждали своей очереди. К счастью, нас тронуть они не посмели. На вид мы были такими хилыми… Они даже не сдали нас в полицию. Короче говоря, мы легко отделались.