Дневник гауптмана люфтваффе - Гельмут Липферт Страница 9

Мы взлетели 25 февраля в 14.10. Это был один из последних тоскливых, сырых и серых зимних дней. Облака висели очень низко. Фактически это была погода не для истребителей, но с линии фронта пришло сообщение об Ил-2. Это был сильно бронированный самолет непосредственной поддержки войск на поле боя, который русские использовали повсеместно. Я знал этот самолет только по названию. Из Керчи мы полетели над проливом к Тамани. В воздухе не было никого, кроме нас. Восточнее Тамани кромка облаков поднималась приблизительно до 300 метров, хотя несколько облачных прядей опускались вниз почти до земли. Поскольку наш полет проходил в непосредственной близости от линии фронта, мы прекратили оживленную беседу и сконцентрировались на том, что происходило вокруг нас. Мы только что пролетели сквозь низко висящее облако, когда справа и выше я увидел несколько самолетов. Они летели в противоположном направлении, прямо под облаками.

«Над своей территорией, так низко, никакого зенитного огня, должно быть, это наши самолеты», — подумал я. Их форма напоминала Ju-88, насколько я мог видеть. Чтобы дать понять своему ведущему, что я начеку, я передал ему: «Шесть-один от шесть-два. Несколько Ju-88 позади и выше нас!»

Единственным ответом Вальдмана было «Viktor, Viktor!». Затем он выполнил медленный правый разворот и начал подниматься к кромке облаков, за ним тянулся черный дым — это был признак того, что он полностью открыл дроссель. Из-за плохой видимости я держался лишь в 20 метрах справа от него и слегка сзади. Теперь я увидел прямо перед собой другие самолеты. Они начали пологий разворот влево, и я услышал голос Вальдмана: «Отличные „восемьдесят восьмые“, да это — русские Ил-2!» Этот унтер-офицер имел железные нервы! Как он мог оставаться таким хладнокровным! Я был так возбужден, что почти догнал Вштьдмана, который сбросил скорость, чтобы увеличить время для своего огня, и теперь спокойно приближался к замыкающему шестерки Ил-2. Я видел, как его очередь впивается в фюзеляж вражеского самолета, но затем моя избыточная скорость пронесла меня мимо него и я оказался прямо позади Ил-2. Все, что я смог сделать, так это нажать на кнопки спуска всего своего оружия. Все три моих «ствола» ^[42] стреляли, но «товарищ», летевший передо мной, казалось, не замечал этого. По всей длине вражеского самолета были видны вспышки попаданий. От фюзеляжа отваливалось множество маленьких обломков, и за самолетом появился длинный серый шлейф дыма, но он летел, и прежде, чем я понял, что именно случилось, от него ко мне потянулись «жемчужные вереницы».

Первоначально я подумал, что по нас с земли стреляет зенитная артиллерия, но затем услышал голос Вальдмана: «Внимание, у них есть задние бортстрелки. Не дайте им сбить себя!»

Стреляя из всего, что у меня было, я, как мог, поливал русского в течение нескольких секунд. Он стал ужасно большим, и мне показалось, что если я не отверну, то пролечу прямо сквозь него. Я не мог уйти вверх и потому спикировал вниз, чтобы снова зайти к нему сзади. Я видел, как один из вражеских самолетов, летевших в восточном направлении, взорвался в мгновение ока. В то же самое время я услышал сообщение Вальдмана: «Abschuss!»

Прежде чем я успел во второй раз прокричать «Viktor!», я снова был позади «своего» русского. Я сократил дистанцию и открыл огонь, игнорируя трассеры, посылаемые его задним пулеметом. Из своей первой попытки я извлек урок и потому снизил скорость, чтобы соответствовать его скорости и, таким образом, иметь большее время для ведения огня. Он все больше отставал от других, и дымный шлейф за ним становился все плотнее. Ответный огонь прекратился, и, когда я ушел вверх, он попытался сесть «на живот». Одно крыло оторвалось, а фюзеляж развалился на части.

Нисколько не волнуясь о Вальдмане, я начал обстреливать лежавший на земле самолет. Наконец Вальдман заметил, что уже достаточно, поскольку русские не смогут восстановить его. Он уверил меня в том, что это очевидная победа. Я был счастлив.

Это была моя вторая победа. Удовлетворенные, мы летели домой, и я дважды покачал своими крыльями в знак двух своих побед, забыв от волнения сделать это в первый раз.

Через несколько дней после этого успеха я поднялся в воздух вместе с унтер-офицером Барникелем ^[43]. Нашей задачей было патрулирование воздушного пространства над Новороссийском. Старшие, более опытные пилоты предупредили нас, чтобы мы не летели слишком низко над землей или водой, если хотим остаться в живых. Поэтому мы спокойно пролетели над Черным морем и появились над Новороссийском на высоте 4500 метров. Никаких русских в воздухе не было. Так было почти всегда, когда погода была отличной, с прекрасной видимостью. Когда мы пролетели немного дальше вдоль побережья, Барникель указал на аэродром Геленджик далеко внизу под нами.

Это была база истребителей, где базировалось большое число наших коллег «с другой стороны». Два облака пыли внизу определенно означали, что только что взлетели два русских истребителя. Мы обсуждали представившуюся нам возможность, когда раздался страшный взрыв. Мой самолет резко подбросило вверх. Внезапное изменение направления полета вдавило меня в кресло; я испытал такой шок, что некоторое время не мог ничего видеть и слышать.

Где был мой ведущий? Вместо его Me вокруг меня были большие черные облака. «Проклятье, — подумал я, — на скорости 420 км/ч быть взятым в вилку зенитной артиллерией!» Надо было отдать должное навыку артиллеристов. Необходимо было уходить из опасной зоны. Я сделал переворот через крыло влево и, когда самолет оказался на спине, потянул ручку управления на себя. Я пикировал в сторону моря.

Затем я услышал голос Барникеля: «Я позади вас, слева. Присоединяйтесь ко мне!»

Только сейчас я увидел своего ведущего. «Viktor, сближаюсь!» — ответил я. Я начал разворот влево с набором высоты, пока его «Мессершмит» не стал видим ниже моего крыла. Тогда я снизился и занял свою позицию.

Далеко внизу под нами — мы все еще были на высоте 3000 метров — и несколько дальше в море двое взлетевших русских маневрировали и изо всех сил старались сблизиться с нами, нервничая оттого, что все еще находились в зоне собственного зенитного огня. Мы медленно поднялись на 5000 метров и полетели дальше в море, держа русских в поле зрения. Когда они были приблизительно на 4000 метрах, Барникель занял позицию со стороны солнца и начал первую атаку.

Я держался позади него, ежеминутно сообщая о своем местоположении. Таким образом, он знал, что я прикрываю его сзади и он может сконцентрироваться на своей цели. К сожалению, эти двое русских заметили нас, и, прежде чем мы успели выйти на линии огня, они быстро развернулись и начали приближаться к нам. Теперь мы начали разворот, и скоро я уже был настолько вовлечен в «собачью схватку» ^[44], что едва понимал, где верх и где низ, где мой ведущий и где разрывы зенитных снарядов.