Боевая рыбка. Воспоминания американского подводника - Джордж Грайдер Страница 9

Мы опускались всего лишь до перископной глубины.

Стрелка ползла по циферблату глубиномера.

Двадцать футов… тридцать… сорок пять…

– Продуть быструю цистерну… закрыть клапан высокого давления… быстро погрузиться… закрыть клапаны главной балластной цистерны…

Над нами в боевой рубке рулевой просигналил по семафору: двигаться на средней скорости, чтобы мы могли «почувствовать» лодку. Необходимо знать, тяжелая она или легкая, идет вниз носом или кормой, придется ли вам перекачивать воду с одного конца лодки на другой, чтобы удифферентовать ее, заполнять ли водой балластные цистерны, чтобы утяжелить лодку, или, наоборот, сделать ее более легкой.

Мне следует подчеркнуть, что сама эта операция не выглядит такой драматичной, как кажется. Каждый невозмутим. Команды и ответы передаются вполголоса. Некоторые из них никогда не произносятся: слаженному коллективу достаточно жеста. Но все мы волнуемся, потому что погружение лодки требует исключительной точности. Абсолютно в порядке вещей, если во время атаки капитан прикажет офицеру погружения: «Еще на шесть дюймов ниже!»

Мы были на глубине. Теперь ожидали команды из боевой рубки, где сближение отрабатывалось так, будто это математическая задача, и у меня было время для того, чтобы беспокоиться о том, что произойдет, когда мы выстрелим торпедами.

При стрельбе из носовых аппаратов нос лодки поднимается из воды. Если у цели есть эскорт, то это может иметь катастрофические последствия. Поэтому я беспокоился, смогу ли хорошо выполнить свою часть работы, и еще о том, что смогут сделать в отношении нас японцы. Моряки, в первый раз идущие в атаку, всегда наделяют противника сверхчеловеческими способностями. Пройдет много времени, прежде чем вы уверуете в то, что преимущество на вашей стороне. Потом-то, конечно, понимаешь, что противник – всего лишь беззащитный одинокий грузовой корабль и его экипаж – вероятно, был до смерти напуган, но во время нашей первой атаки в 1942 году нам так не казалось.

Мы выпустили по грузовому судну три торпеды с расстояния в 1430 ярдов, через пару минут повернули к цели, опустились глубже, прошли под ней и продолжили движение. Он развернулся к нам сразу же после нашей стрельбы, и мы, естественно, подумали, что он не задет, несмотря на то что слышали звук взрыва, который могла вызвать неисправная торпеда или глубинная бомба, сброшенная с корабля. Но мы видели в перископ корабли эскорта как раз перед тем, как открыли огонь, поэтому, не рискуя, убрались восвояси.

И на этом все было кончено. После изматывающих месяцев муштры, после беспокойства о том, как каждый из нас проявит себя в момент опасности и волнений атаки, бегство под водой от первой же цели действовало деморализующе. Слабая надежда на то, что цель все-таки была поражена, хотя мы никогда об этом не узнаем, лишь усугубила горечь и разочарование.

Еще одно судно мы увидели через восемь дней. Это было грузовое судно, но оно находилось от нас на расстоянии шесть миль, и мы не смогли к нему приблизиться. 20 сентября, после того как мы уже семнадцать дней оставались на месте и видели всего лишь два маленьких суденышка, мы решили сменить позицию. До сих пор мы патрулировали около Пьяно-Пасс; теперь же решили идти на юг.

Я был палубным офицером в ту самую ночь, когда «вахтенный сигнальщик» Китер заметил на горизонте дымок.

Мы шли в надводном положении, подзаряжая аккумуляторные батареи, со мной на мостике были трое сигнальщиков, и каждый обозревал свой сектор горизонта. Китер, позади меня, просматривал горизонт после третьего сигнальщика.

Приятель трюмного машиниста Д.К. Китер был хорошим сигнальщиком, одним из самых бдительных вахтенных, каких я когда-либо встречал. Он имел привычку то и дело мерзнуть наверху. Подобно хорошему пойнтеру, выслеживающему стаю куропаток, он изучал каждую точку, появляющуюся на горизонте. Поначалу это отвлекало до того, что он забывал осматривать горизонт, в ожидании, когда Китер высмотрит что-нибудь по румбу. Но это был прекрасный пример сосредоточенности на работе, и в ту ночь его усилия были вознаграждены. Китер застыл, указал на горизонт и прокричал:

– Дым на горизонте! По пеленгу сто двадцать право по борту!

Мы повернулись и посмотрели в этом направлении. Я довольно долго всматривался, прежде чем различил при лунном свете смутные очертания силуэта судна, и тогда попросил подняться на мостик командира и с его разрешения побежал вниз, в машинный отсек. Это было первое вражеское судно, которое я увидел воочию.

Как оказалось, это было грузовое судно типа «Кэйо Мару», водоизмещением 6500 тонн, и мы преследовали его полчаса в надводном положении, а потом погрузились для атаки на перископной глубине. Похоже, судно следовало курсом на юго-восток, делая примерно 12 узлов, но то и дело останавливалось и ложилось в дрейф. Через некоторое время мы догадались, в чем дело: оно поджидало эскорт. Через пять минут после полуночи, когда наши пути почти пересеклись, мы начали разворачиваться влево для залпа из кормовых торпедных аппаратов.

Все это время я, конечно, находился внизу, в машинном отсеке. Единственное указание относительно того, что происходило, мы могли получить, слушая слова командира, которые он передавал по переговорному телефону у него в боевой рубке. Но совершенно очевидно, что для всей команды управления огнем картина была туманной. Приближение к цели на перископной глубине даже ночью при лунном свете – дело трудное и опасное. Все, что видно в перископ, – это смутное, и цель легко потерять или неправильно определить угол атаки.

Вдруг, когда мы разворачивались, послышались резкие звуки, накладывающиеся на звук громкоговорителя акустика.

Кто-то вел гидроакустическое наблюдение под водой. У грузовых судов нет гидролокационного оборудования. Значит, наверху в лунном свете гидролокационные сигналы посылал корабль эскорта. Если бы эхо отразилось от корпуса нашего корабля достаточно громко, для того чтобы они могли его уловить, то они бы его засекли.

Не хочу употреблять слово «клаустрофобия», потому что я никогда ею не страдал и не знал никого из членов экипажа подводной лодки, кто боялся бы замкнутого пространства, но, когда стали слышны эти зловещие звуки, у нас появилось ощущение, будто мы идем на ощупь, чувство одиночества, беспомощности, как будто мы ослепли, потому что не видели, как где-то там наверху миноносец, корабль, созданный для того, чтобы топить подлодки, ищет нас.

– Приготовиться к атаке.

Слова в боевой рубке звучали негромко, но в тишине центрального поста они были слышны каждому, и каждый вздохнул с облегчением. То, на что решился командир, было хорошим замыслом – открыть передние крышки торпедных аппаратов. Длительному ожиданию пришел конец.

– Приготовиться к установке окончательного пеленга…

И вновь эта неожиданная сухость во рту.

– Обозначить пеленг… товсь!.. Первый аппарат – пли!

Лодка вздрогнула, когда вышла первая торпеда, затем по команде за ней последовали вторая и третья.