Повседневная жизнь европейских студентов от Средневековья до эпохи Просвещения - Екатерина Глаголева Страница 9

За курс богословия, долгий и трудный, брались очень немногие: в конце Средневековья это часто были монахи нищенствующих орденов. В самом деле, требовался некий импульс свыше, чтобы сделаться теологом. В XVI веке в Швейцарии во время увеселительной прогулки по реке лодка со студентами опрокинулась, и они пошли ко дну. Один из тонущих, Олевианус, перед лицом неминуемой смерти принес обет, что если выживет, то бросит изучение права и займется богословием. С большим трудом ему удалось спастись. Он сдержал слово, поступил в Гейдельбергский университет и впоследствии стал проповедником.

Если в XII столетии будущие богословы стекались в Париж, чтобы разобраться в споре об универсалиях и сделать выбор в пользу реализма или номинализма, в XVII веке большим престижем пользовался факультет теологии университета в Дуэ, ставший ареной борьбы между иезуитами и янсенистами. Этот университет тогда привлекал к себе лучшие умы. Декарт читал там свое «Рассуждение о методе».

Киево-Могилянская академия готовила исключительно богословов; продолжительность обучения доходила до двенадцати лет, но студенты могли учиться и дольше, сколько пожелают, если оставались на второй, а то и на третий год в одном из восьми классов: аналогия (фара), инфирма, грамматика, синтаксима, пиитика, риторика, философия и богословие. Им преподавали церковнославянский, русский, латинский, греческий, польский языки, отечественную и мировую историю, литературу, поэзию, философию, а также нотное пение, катехизис, арифметику, риторику, богословие.

Курс в московских Заиконоспасских школах был рассчитан на 13 лет и подразделялся на те же восемь «школ». Ученики постигали грамматику, пиитику, риторику, логику и физику на латинском и греческом языках.

В европейских средневековых университетах высоко котировался факультет канонического права, поскольку юридическое образование давало больше возможностей для трудоустройства как в церковном, так и в светском мире. С XIII века преподаватели-богословы горько сетовали на конкуренцию со стороны юристов, которые привлекали к себе гораздо больше студентов. Даже высшие церковные иерархи чаще изучали право, чем богословие.

Болонский университет монополизировал преподавание римского права; этим занимались одновременно множество профессоров, у каждого из которых была своя школа. Студенты платили им за обучение либо индивидуально, либо в складчину. Парижу не было дозволено преподавать гражданское право — за этим надо было ехать в Орлеан.

Все студенты Орлеанского университета были клириками, многим предстояло сделать церковную карьеру, самые известные становились епископами, игравшими большое значение в царствование Людовика Святого, Филиппа III и Филиппа IV. После того как Анжуйский дом завладел Сицилией, он беспрестанно черпал нужные кадры в Орлеанском университете. В XIII веке изучение гражданского права и профессура были самыми надежными способами добиться высоких государственных должностей: Симон Парижский стал канцлером Королевства Сицилия, Пьер из Оксонна сделал карьеру в Англии — оба прежде преподавали в Орлеане.

Орлеанские юристы соперничали с болонскими; их преподавание основывалось на диалектическом методе и новом умонастроении, которое выражалось в неприятии затверженных толкований и несогласии с канонистами (учеными, занимавшимися церковным правом), вольной интерпретации текстов и наполнении общих идей большим практическим смыслом.

В эту же эпоху право преподавали и в Авиньоне, Безье, Монпелье, но пальма первенства быстро перешла к Тулузе. В 1284 году профессором тамошнего университета был Гильом Ферьер, учившийся в Орлеане и ставший затем вице-канцлером неаполитанского короля Карла II и кардиналом Франции при папе Целестине V. В XIV веке университет процветал благодаря заботе о нем двух пап — Климента V и Иоанна XXII, в прошлом профессоров права. Тулуза тоже разработала свою методу: так, Пьетро Перегросси, учившийся в Болонье и Орлеане, переводил свои итальянские комментарии на провансальский диалект, чтобы его лучше понимали студенты, — в Орлеане такое и представить себе не могли. Однако университеты поддерживали тесные связи и даже практиковали «научные обмены»: тот же Ферьер давал уроки в Орлеане.

Медицинские школы довольно быстро встали на путь самостоятельного развития. В середине XV века врачи добились права не пребывать в статусе клириков (надо сказать, что на практике это правило уже давно не соблюдалось). Медицинский факультет открывал хорошие перспективы в смысле материальной обеспеченности, но доктора могли найти себе клиентов только среди зажиточных людей; средний класс и беднота предпочитали обращаться напрямую к аптекарям, хирургам и цирюльникам, которые тогда выполняли нехитрые врачебные операции типа кровопускания. Теоретики-врачи считали, что практики-хирурги отбивают у них хлеб, и делали всё, чтобы исключить эту корпорацию из сословия ученых мужей, к которому принадлежали сами.

На самом деле более надежный способ получения обширной практики — стать настоящим врачевателем, способным не только рассуждать на латыни, но и лечить. После изгнания сарацинов из Испании многие знаменитые арабские врачи, последователи Авиценны и Аверроэса (Абу-ль Валида Мухаммеда ибн Рушда), обосновались в Монпелье, создав там ядро медицинской школы. Профессора университета являлись еще и успешными врачами-практиками, чем, собственно, и снискали медицинскому факультету европейскую славу. Например, граф де ла Шамбр из Савойи лечился в Базеле, но был признан тамошними врачами прокаженным и неизлечимым; в Монпелье же его исцелили.

Преимущество обучения в Монпелье заключалось в том, что студенты могли сопровождать докторов во время визитов к пациентам, следить за постановкой диагноза, осуществлением медицинских предписаний и действием лекарств. За известным врачом по улице следовала толпа студентов.

Докторов выпускали и другие университеты на юге Франции, например в Валансе или Ажене, но они не столь высоко котировались в сопредельных странах. В немецкоговорящих государствах ходила поговорка про французские медицинские школы: «Accipimus pecuniam, et mittimus stultos in Germaniam» («Мы берем деньги, а их отправляем в Германию дураками»). Поэтому в Базеле, например, даже выпускник Монпелье не мог начать практиковать, не выдержав публичного диспута, то есть не сдав экзамен на профпригодность.

Качество обучения во многом зависело от позиции руководства школы и ее высоких покровителей. Курфюрсты Пфальца заботились об основанном ими Гейдельбергском университете и развивали новые течения, например, гуманизм на юридическом факультете. Фридрих I Победоносный (1451–1476) реформировал богословский факультет, разрешив преподавать там реализм. Отто Генрих (1556–1559) в 1556 году преобразовал университет в Высшую школу евангелизма; отныне студенты могли посещать занятия в светской одежде. На теологическом факультете стали в обязательном порядке изучать древнееврейский и греческий языки, на медицинском — уделять больше внимания практике.

Английский король Генрих VIII (1509–1547), порвавший с Римской католической церковью, поступил еще более радикально: повелел Кембриджскому университету распустить факультет канонического права и прекратить преподавание «схоластической философии». Каноническое право было заменено преподаванием древних языков, Библии и математики.